Эмили всегда подходила очень серьёзно к таким вещам.

 Теперь мне оставалось только ждать.

 И я даже знал, чем себя занять.

 Я купил в магазине у дома бутылку виски, сразу запер дверь и поставил телефон в режим с самым громким звонком, чтобы не пропустить входящий вызов.

 Переодевшись, я застелил пол в гостиной и достал холст и краски.

 Единственная незаконченная картина с Эмили.

 Я всё никак не мог дорисовать её.

 На картине Эмили сидела на стуле, повернувшись в мою сторону с растрёпанными волосами. Не знаю, почему до сих пор не закончил её.

 Наверное, берёг именно для такого случая, когда у меня не будет связи с Эмили неделю.

 Сраную неделю.

 Я сойду с ума прежде, чем наступит завтра.

 И в этом будет только моя вина.

 Болезнь под названием «Эмили Эндрюс» была неизлечима и тяжело переносима. Симптомы можно было сравнить с наркотической ломкой.

 Кажется, болезнь была смертельна.

 Я часто оправдывал себя тем, что спасаю людей от этой болезни, но она была нужна мне.

 Я не был уверен, что любил Эмили.

 Любовь всегда ассоциировалась у меня с чем-то невесомым, трудно различимым, нежным.

 Наверное, это не любовь, это что-то совершенно другое, сильнее и мучительнее.

 Я не хотел просто любить Эмили. Я хотел владеть ею, всем, что было связано с ней: её монстрами, её страхами, её счастьем, её прошлым и быть её будущим.

 В такие дни, как сегодня, у меня начиналась ломка. Я знал, что, придя в нашу спальню, не увижу её на кровати, она не улыбнётся и не поцелует меня. Я знал, что не смогу утром приготовить для неё завтрак, потому что её нет в квартире. Я знал, что не сделаю какой-нибудь глупый вульгарный комплимент, пока она будет собираться на работу и не получу в ответ её упрёк, хотя глаза совершенно точно выдадут её.