— По сторонам нужно смотреть! — выходит из себя прохожий, разглаживая на куртке несуществующую помятость. — Вы здесь не одна вообще-то!

— Перед вами извинились. — одёргивает его Мила и воинственно делает к нему шаг.

— Спасибо! — глумливо кривит он рожу и заострив внимание на недобром взгляде Марка Мироновича спешно вливается в текучку суетливых посетителей аэропорта.

Проводив его растерянным взглядом, начинаю озираться по сторонам в поисках поддержки.

В поисках моего Березина.

Странное состояние.

Какое-то… ничего. Мне только что сказали, что Влад с Сергеем умерли, а я стою и не понимаю саму себя.

Как будто по голове чем-то тяжёлым приложили. Ватное ощущение.

Где то облегчение, о котором я грезила? Где лёгкость освобождения? Где щелчок раскрывшегося капкана? Где лязг падающих цепей?

Все ужасы прошлого кажутся кошмарным сном.

Мои мытарства давно уже заколочены табличкой «Под охраной Березина».

Нет, я никогда не смогу забыть то, что пережила по вине брата и отчима. Но благодаря Игорю острая боль в душе притупилась, и я разрешила себе довериться его могучей силе и постоянному соблюдению всех мер моей безопасности.

Его опека достигла самой глубины и покорило моё замкнутое сердце. Оттого и расслабилась. Немного, но всё же. Непривычно не быть в ответе за себя полностью.

Перебираю глазами лица людей, но своего спасителя так и не нахожу. Безумно хочется к нему прижаться и тут же почувствовать, что в уголке сознания бродит мысль о долгожданном покое. Что апатия временная и пустота внутри лишь защитный симптом на падение привычного восприятия моего мира.

— Алиса, всё хорошо? — с заботой следит за мной генеральный.

Беру пример с мамы и молча округляю глаза, туго соображая, какую эмоцию на страшное известие хотят получить от меня люди.

— Не ищи его. Игорь дома, он… не совсем трезв… — неловко улыбаясь успокаивает меня мужчина. — Перебрал на радостях, что ты вернёшься.

— Мгм… — не размыкая уст выдаю я.

— Как проснётся, смело дай леща за такую беспечность. — шутливо изрекает начальник, пряча свои глаза за рассмотрением моей мамы.

— А Ян? — встревоженно хмурится Мила.