Мы оба чертовски сильно нервничали.

Прошло много недель, прежде чем они позволили нам увидеть её лично, и то мне пришлось практически закатить истерику (а потом Ревику тоже пришлось закатить истерику), после чего Балидор и другие видящие из Адипана дали нам доступ. Они до сих пор не знали всего, что Менлим сделал с её светом, хотя видящие с высокими рангами осматривали её практически каждый день.

Мы с Ревиком тоже долгими часами изучали её свет, даже если поначалу нам разрешалось делать это только через транскрипции и записи.

В любом случае, к тому времени, когда они наконец-то пустили нас туда, мы оба вели себя немножко неадекватно.

Мы с Ревиком вместе стояли перед дверью, застряв где-то между предвкушением, волнением, нервозностью, облегчением и ужасом, дожидаясь, пока нас впустят.

Никто из нас не шевелился, пока Чинья и Тензи отпирали наружную дверь, и я так крепко стискивала руку Ревика, что наверняка причиняла ему боль.

Они озвучили нам правила, пока мы стояли снаружи. Каждый из нас мог находиться в резервуаре Лили лишь промежутками максимум по два часа. Нельзя сильно вторгаться нашими светами, по крайней мере, в отношении верхних структур её aleimi. После каждых двух часов в резервуаре надо выдержать четырёхчасовой перерыв. Спать там нельзя. Нельзя позволять ей слишком сильно резонировать с верхними столпами Ревика, или даже с моими, хотя они по очевидным причинам больше беспокоились о столпах Ревика.

Мы стояли там, слушая всю эту нудятину, но внимали лишь вполуха.

Ревик крепко сжимал мои пальцы, несмотря на мою убийственную хватку, но я чувствовала, что каждая унция его внимания сосредоточена на другой стороне двери. Когда они наконец-то отворили её, резкий прилив нервозности ударил меня в живот. Я помню, что у меня закружилась голова, возникло ощущение тошноты, а кожа сделалась разгорячённой.

Но в первую очередь я помнила ощущение ужаса.

Я не могла уложить в голове тот факт, что я стала матерью.

Я не заслужила этот титул. Ну, то есть, конечно, половина генетического материала Лили принадлежала мне. Первые несколько недель её существования я носила её в себе. О, и я сшибла на задницу ту женщину, которую моя дочь считала своей матерью, когда я пришла её спасать.

Я не уверена, что последнее засчитывалось.

Должно быть, Ревик тоже нервничал. Если так, то это не было заметно; он был прямо-таки скалой, Мистером Спокойствие и Собранность. Я пыталась убедить себя, что это потому, что он дольше живёт на этом свете и более уверен в своей способности воспитать ребёнка, не похерив его жизнь. Он много недель успокаивал меня относительно материнства, хотя мы редко обсуждали то, каково это будет, когда мы станем родителями.