Однако Ревик не стал брать всё обучение на себя и делил учебные часы с репетиторами, поскольку в последнее время мы часто пропадали на планировочных сессиях, даже когда она не занималась в школе.
Лили согласилась на это, пусть и неохотно.
Через несколько дней она заявила, что хочет учить ещё и вьетнамский.
Полагаю, это имело отношения к её бабушке, и потому меня это раздражало. Кали предложила учить её после нашего отъезда в Дубай, и я поблагодарила её за это… хотя, боюсь, не очень вежливо.
Даже если не считать отъезда Лили, авианосец потихоньку расформировывался.
Мы уже решили, что продолжим использовать его для операционных целей в Дубае, но оставим лишь военную команду. И то я приказала им свести количество людей к минимуму, как только они переместят резервуары и другие крупные объекты. Что-то не самое необходимое они уже перевозили на небольших кораблях; всё это ускорилось, как только мы добрались до перевалочного пункта нашего путешествия.
Теперь, когда мы были готовы отправиться в дальнейший путь, отсчёт времени начался по-настоящему.
Я не была уверена, что чувствую по этому поводу.
Но, как и с передачей Лили бабушке и дедушке, я ничего не могла поделать.
***
Я покачивалась на воде, держась за бок толстой надувной лодки, которая вмещала Врега, Джона, Чандрэ и Ниилу.
Я невольно подумала о том, как повезло, что я хорошо плавала.
Мы перебрали примерно миллион разных способов проникнуть в Дубай.
Как и в большинстве наших операций в последнее время, самое сложное сводилось ко мне и Ревику.
Мы неделями практиковались с разными Барьерными плащами и щитами. Мы также работали над сокрытием конкретных маркеров травмы, а также других отпечатков и структур, характерных для нас и нашего
И это ещё даже не затрагивало изменение того, как мы ходили, говорили, сидели и в целом двигали своими телами, потому что без этого нас заметит электронное наблюдение.
Нехватка информации по-прежнему беспокоила нас сильнее, чем те вещи, которых мы ожидали.