Я узнала одну из картин. Художница была видящей, которая раньше обитала в Нью-Йорке. Несколько её картин висело в «Доме на Холме», когда я жила там. Я отвернулась от картины, снова взглянув на статую меча и солнца у стены, затем на несколько других предметов, и приметила для себя расположение дверей и камер наблюдения.

Я всё ещё осматривалась по сторонам, когда услышала лёгкое покашливание откуда-то с дивана.

Я знала, что мы не одни в комнате. Тем не менее, я избегала смотреть в ту сторону — отчасти потому что сначала хотела изучить примерную планировку комнату, отчасти потому, что это вызовет раздражение у этого придурка, кем бы он ни был.

Однако теперь я посмотрела туда.

Мой взгляд остановился на ближнем краю белого кожаного дивана и на профиле худого и привлекательного молодого видящего с чёрными волосами. Он потянулся, словно только что проснулся, потёр лицо одной рукой и зевнул, поглядывая на меня. От его потягивания чёрная футболка задралась, показывая живот, но я почти не заметила кожу и мышцы или остальную его тёмную одежду. Вместо этого я уставилась на его светлые, чуть сероватые глаза. Меня выбили из колеи его черты лица и то, какими они были знакомыми…

Но тут кто-то выразительно кашлянул, привлекая моё внимание к другому концу П-образного дивана.

Я перевела взгляд, повернув голову, чтобы компенсировать длину дивана и масштабы комнаты.

Как только я это сделала, по моему свету рябью пронёсся шок.

Я сумела взять себя в руки прежде, чем кто-то из них увидит потрясение на моём лице, но при взгляде на это лицо и ярко-голубые глаза, смотревшие на меня, я осознала, что не надо было утруждаться.

Он знал, кто я такая.

Узнавание пересиливало всё даже без эмоций, которые вплетались в его выражение. Его последующие слова искоренили любые возможные сомнения.

— Дражайшая, — он плавно поднялся на ноги. — Ты выглядишь ещё великолепнее, чем мне помнилось… даже со всем этим дерьмом на лице.

Я проследила за ним взглядом, сглотнув и вспомнив, какой он высокий — даже выше Ревика, что всегда потрясало меня, когда я знала его прежде. Я с ошеломлённым неверием всматривалась в его голубые глаза. Мой взгляд опустился к его распростёртым рукам, словно он желал обнять меня. Когда я не пошевелилась и ничего не сказала, он быстро сократил расстояние между нами.

Я силилась думать, решить, что делать, и не поздно ли притвориться, будто он обознался. Однако это узнавание пересиливало всё, как и привязанность, которую я видела в его взгляде.

— Я так счастлив вновь видеть тебя, дорогая сестра, — сказал он, просияв как придурок. — Я боялся, что ты не приедешь. Я боялся, что отпугнул тебя своей попыткой поговорить с тобой. Не могу передать словами, какое я испытал облегчение, поняв, что ошибся…