Остальная часть поездки прошла в молчании. Мы остановились, и водитель стукнул кулаком по перегородке между нами. Чарли ждал моего сигнала. Я снова проверил маячок. Девчонка из Челси все еще не двигалась.

— Сожжем их к чертовой матери, — сказал я Чарли, и он послал сигнал другим синдикатам, разбросанным по городу, чтобы они выдвигались и уничтожили этих уродов раз и навсегда.

Я закинул новую сигарету в рот, затем кивнул Эрику, чтобы он пинком распахнул двери фургона. Он так и сделал, мои солдаты выстроились в одну длинную гребаную стену смерти. Ублюдки Лоусона, удивленные нашим появлением, выскочили из заброшенных зданий, открывая стрельбу.

Я взвел курок пистолета, а затем обрушил гребаный дождь из пуль.

Приняв мой первый выстрел за сигнал, солдаты Адли открыли огонь по людям Лоусона, которые пытались нас уничтожить. Я шел вперед, моя семья и солдаты ни разу не нарушили нашу линию.

Мы двинулись дальше, один гребаный смертоносный отряд. Люди Лоусона начали падать, их защита рассыпалась под внезапной атакой. Я покуривал сигарету, вгоняя пулю за пулей в ублюдков, которые пришли за моей семьей, семьей Чески, моей гребаной кровью.

Винни безумно смеялся, пробивая дыры в головах и сердцах. Ронни кричала о кровавой мести, слезы текли по ее лицу, когда ее пули попадали в цель. Мы шли  вперед, пока Эрик не крикнул:

— Сейчас!

Это был сигнал для Майки и Джима разделиться со своими людьми, направляясь в другие здания.

Увидев гараж прямо перед собой, мы с семьей убрали оставшихся ублюдков у входа в старое здание и ворвались внутрь. Я опустил пистолет и зашагал к двери, ведущей туда, где держали Ческу и Джина. Остановившись в дверях, я затянулся сигаретой.

Затем закрыл глаза и позволил ярости, которую я сдерживал в течение нескольких часов, наполнить мои мышцы и кости, наполнить мою кровь лавой, готовой обрушить ад на ублюдков за дверью.

Я пинком распахнул дверь, и прямо передо мной на чертовом старом кресле сидел Олли Лоусон. А вокруг него были головы. Гребаные головы на кольях. Головы, отрезанные от тел. Я пробежал по ним глазами и сразу узнал.

Отец Чески.

Хьюго и...

Мое гребаное сердце замерло, когда мой взгляд упал на третью голову. Каштановые волосы, оливковая кожа, открытые зелено-карие глаза, полные гребаные губы. Я был готов взорваться. Вот-вот потерять свой гребаный разум и разорвать этого ублюдка на части голыми руками, но пригляделся поближе.

Это была не Ческа.

Мое гребаное сердце снова ожило. Это была не Ческа.

— Будем честны, — сказал Олли, скрестив ноги и сложив руки на коленях. — Я почти поймал тебя.