Если новый хозяин долго не появлялся, она скидывала коробки с полок, рассыпала крупу, била посуду. Вадим убирал осколки, ругался несильно, понимал, что неделю просидеть в заточении, не слыша человеческого голоса, несладко. Но и этой жизни подошел конец, сегодня он заберет её, передаст ключи агенту, и дальше уже дело техники. Рано или поздно найдутся покупатели, тогда Ириша сможет устроиться как захочет. Может пожить с матерью и вложиться в строительство, или сразу переедет в студию. Дочке хотелось на Васильевский остров.
А в Царском Селе всеми красками желтого, красного, терракотового играла осень. Она затопила скверы, бульвары, расцветила фасады невысоких хрущевок. Жители первых этажей традиционно устраивали под окнами палисадники и высаживали цветы: золотые шары, астры, георгины, ноготки, календулу. Даже в дождливую погоду цветники оживляли городок яркими красками, а по кирпичным стенам полз плющ и дикий виноград. К осени его листья становились темно-красными. Они сетями качались на ветру, превращая улицы в Осеннюю Гавань.
Хотелось оставить все дела, войти в листопад, в душистые влажные дубовые, кленовые аллеи.
Царское Село, Пушкин — город-сад. Во всех путеводителях Санкт-Петербурга и пригородов ландшафты Екатерининского и Александровского парков на обложках. А императорская резиденция Екатерининский дворец сиянием янтарной комнаты притягивает туристов со всего мира.
На прошлой неделе Вадим не мог задерживаться, он только мечтал о прогулке в парке.
Октябрь начался ясными солнечными днями, и так бы хорошо было пройтись знакомыми дорожками. Но дела не позволили, в Петербурге тоже были концерты, несколько камерных в закрытых залах и один абонементный в малом зале Филармонии, еще мастер-класс и занятия со студентами.
Потом начались дожди. И вот сегодня опять солнечно, день безветренный, ласковый. И грустная мысль о том, что вся это яркая красота скоро облетит, а до будущего года еще ждать и ждать, не оставляла Вадима с утра. Настроение было не из лучших, он поругался с Захаром Иосифовичем и уехал в раздражении — умел Захар так задеть. Вспомнились училищные годы, когда вот так скажет что-нибудь вроде «техника должна быть художественной, а не убожественной, иди учи», и пойдешь, дверью класса хлопнешь, аж шипишь от злости, но разве педагогу слово поперек скажешь. Особенно если он прав. После такой выволочки только больше заниматься хотелось. Час, два, пять, до бесконечности — пока сложные пассажи не входили в пальцы так, что даже волнение на сцене не мешало шутя справляться с ними.