Народу внутри не так чтобы много, в основном одни мужчины, хотя и девушки время от времени мелькают то тут, то там. Протискиваюсь сквозь небольшую компанию, бурно что-то обсуждающую, прохожу к барной стойке, где уже меня ждет Рауль и сажусь на соседний стул. При этом заказав чистый виски у молодого человека, протирающего стаканы. Француз, похоже, пьет то же самое.

— Чему обязан твоему приглашению? — за один глоток осушаю стакан, даже не почувствовав вкус алкоголя, и глазами велю повторить. Ни слова мне не говоря, Клеман пододвигает ко мне серую папку с какими-то бумагами. — Что это такое? — не решаюсь ее открыть. Просто гипнотизирую взглядом, не представляя, что там может содержаться. Компромат на меня? Угрожающие снимки? Или же информация о местонахождении Виданы?

— Открой, — показывает на папку пальцем, делает глоток виски и что-то достает из кармана. Вайп. Француз электронную сигарету покуривает. — Там решение всех твоих проблем, Артур. Твоих и, — затягивается, выпуская в воздух огромный слой дыма, — Виданы.

При упоминании моей девочки тянусь к папке, раскрываю ее где-то на середине, пробегаюсь глазами по напечатанному тексту и…удивленно присвистываю на весь бар. Это что шутка такая, или все происходит на самом деле? Самому не верится в то, что тут написано. Это не просто информация, это бомба замедленного действия. И только мне решать, когда она наконец-то взорвется, чтобы разнести все в щепки, уничтожив препятствия на пути.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 22. Невозможное возможно?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Глава 22. Невозможное возможно?

Видана Зотова

После того неудавшегося телефонного разговора с Парфеновым, весь мир разом все краски для меня потерял, остались лишь темные оттенки, постепенно превращающие жизни в какое-то жалкое существование. Призрак Виданы Зотовой. Именно так меня можно было назвать хоть в глаза, хоть за спиной. В любом случае я бы не сопротивлялась и не пыталась людей переубедить. Так как это очевидные факты. Находясь в доме со своей лучшей подругой, которая могла бы поддержать словом или объятьями, закрылась в комнате, не выходя оттуда по несколько часов. Просто молча, плакала в подушку, не решаясь с кем-нибудь увидеться.