Плюс, больничная еда — отстой. А еще отстойнее то, что тот, кому эту еду принесли, находился без сознания.

Мое сердце сжалось от этой мысли, и я нервно забарабанила пальцами по бедру, когда Карло въехал на парковку больницы. Машина едва успела остановиться, а я уже распахнула дверцу и помчалась через парковку, через вестибюль и до пятого этажа, где находилась палата Романа.

Карло даже не потрудился попросить меня не бежать. За неделю все поняли, что это бесполезно.

Когда я добралась до знакомого, ослепительно белого коридора, то с удивлением обнаружила, что все уже были там. Мы, конечно, навещали его, но редко все одновременно.

Венеция скрутилась в кресле, ее рыжие волосы были в полнейшем беспорядке. Она дремала, ее голова покоилась на плече у Зака, который огромными глотками пил из бумажного стаканчика фраппучино. Еще полдюжины таких же стаканчиков валялись на столе.

Паркер растянулся на диване, и на этот раз плейбой выглядел взъерошенным и неопрятным. Он депрессивно смотрел в пол. А сидящую рядом с ним Адриану я еще не видела в таком состоянии. Она была в футболке, джинсах, без макияжа и бездумно пялилась в пространство.

Тем не менее, мой взгляд раз за разом возвращался к Жизель. Мать Романа, обычно такая элегантная (даже в нетрезвом виде), ходила взад-вперед по коридору, ее лицо было бледным и искаженным, испачканным линиями тревоги. Я никогда не видела никого таким измученным, и мое сердце болело за Жизель.

Неважно, что говорил Роман, я знаю, что она действительно любила его. В конце концов, он был ее сыном.

Чего, увы, нельзя было сказать об отце Романа. У меня во рту появлялся кислый привкус всякий раз, когда я думала о мистере Фьори. Он появился на короткое время в ту ночь, когда Романа ранили, а затем быстро улетел в Китай, потому что у него «горело слияние», которое, очевидно, было важнее, чем его родной сын.

— Есть какие-нибудь изменения? — спросила я, стараясь говорить тихо. В больницах почему-то было принято говорить только шепотом.

— Нет, — вздохнул Паркер, взъерошив волосы. — Клянусь, если бы этот сраный Джеймс не находился в полиции, я бы…

— Паркер, — произнесла Адриана предупреждающе и незаметно кивнула в сторону Жизель, которая еще сильней помрачнела при упоминании человека, ранившего ее сына.

— Что? Я говорю правду: я бы преподал ему урок, — мрачно пробормотал Паркер. — Если бы не он, Роман бы сейчас не валялся в забытьи, а орал бы на нас за что-нибудь и закатывал глаза.

Последняя фраза вызвала у меня улыбку, а затем я почувствовала, как сзади подошел Карло и успокаивающе положил руки мне на плечи.