А потом все и вовсе полетело к чертям.

Когда Розенбрег свалил, от мамы я снова выслушал, что только и делаю, что порчу окружающим жизнь. И особенно ей только тем, что родился так рано. Я никогда не знал, как защищаться от таких обвинений. И только сейчас, впервые, наконец-то оскалился:

— А надо было сделать аборт.

Она посмотрела на меня с пробирающим до печенок равнодушием.

И я понял. Я действительно мог не родиться. Если бы что-то или кто-то ей не помешали.

Кажется, я послал ее. Впервые прямым текстом велел убираться из моей жизни и оставить меня в покое.

Не лучший поступок, который никак меня не красит. Но с меня было достаточно. Как только за ней закрылась дверь, я стал собирать вещи. Играть в несуществующую семью с матерью, которая всю жизнь жалела о твоем рождении, было выше моих сил. Разговор с Платоном ничему не помог.

Когда отец Юли ушел, в недрах моего шкафа нашлась бутылка дешевого кислого вина, и я расковырял пластиковую пробку перочинным ножиком, чтобы не идти за штопором на кухню.

Я решил пожить отдельно.

Пока не отдам долг.

«Где?»

Я ждал питерский адрес, какого-нибудь элитного района, но вместо него получил:

«Воронеж».

«Астон Мартин» был даже не в Москве, а у черта на куличках.

Тринадцать часов на поезде. Тысяча двести километров, я сверился с гуглом. И нужно было добраться туда в период карантина и пандемии, когда даже собственную улицу покинуть уже было проблемой.

«Сроки?»

Я осушил половину бутылки, когда прочел ответ:

«Месяц».

Даже подготовка заняла бы ровно вдвое больше времени. Изучить систему безопасности, привычки владельца, распорядок и режим. Машина не портмоне, ее нельзя угнать за считанные секунды незаметно, пока владелец стоит в пробке.

«Время пошло», прилетела вторая смс.