Слова, которые мистер Джеймс сказал маме Кэмерон в ту ночь, не покидали меня. Они укоренились глубоко в мозгу, и гнили там годами. И за последнюю неделю стало только хуже. Каждый раз, когда я касаюсь Кэмерон, когда целую ее, я слышу его голос в своей голове, говорящий, что я недостаточно хорош, и часть меня знает, что он прав. Часть меня ужасно боится, что, когда Кэмерон узнает все обо мне, то согласится со своим отцом.

- Есть грань между добром и злом. Правильным и неправильным. Я почти всю жизнь старался не пересекать эту грань. Ни с тобой, ни с кем-то еще. - Я смотрю на озеро, чтобы не видеть, как в глазах Кэмерон появится тоже выражение, что и у ее отца, когда он смотрит на меня. – Я всегда принимал правильные решения. Делал так, как было хорошо, как было правильно, и не думал, что однажды придется принять решение, которое изменит это. А потом я отправился заграницу.

Я умолкаю на минуту, вспоминая, как дышать. Отгоняя воспоминания, которые пытаются пробраться на первый план в голове. Крики, слезы, боль на лицах людей, потеря и гнев… все это мучило меня во снах с тех пор, как я впервые попал в страну третьего мира.

- Ты не обязан говорить об этом, если не хочешь, - Кэмерон успокаивающе гладит мою спину.

- Знаю, но мне нужно. Я слишком много времени держал это запертым внутри. Из-за этого я искал дно бутылки, вместо того, чтобы быть здесь с тобой, когда вернулся.

Она кивает и ничего больше не говорит, тихо ждет, что я продолжу.

- Я всю жизнь мечтал быть врачом. Помогать людям и быть героем. Я думал, что это было лучшим, что я мог сделать в жизни, и какое-то время так было, - продолжаю я. – Пока вдруг не стало очень просто переступить ту черту. Играть в бога с жизнями людей. Я знаю, что делал то, что должен был, чему меня учили. Я знаю, что есть лишь миг на принятие решения, когда кто-то умирает перед тобой, и тот миг считается. Я знаю, что не мог спасти всех, но я выбирал, кого спасать. Кто заслужил больше. Чей-то сын, чья-то дочь, чей-то отец. Я знал, что вакцин и лекарств хватит только на половину деревни, и выбирал достойных людей. Я отказывал матерям, считая, что они недостаточно хороши. Я отказывал отцам, считая, что они уже слишком больны для лекарств. Я не знал этих людей. Я не знал об их жизнях, об их страданиях, о том, что они пережили. Я судил их. Как простить себя за это, я не знаю. Я не знаю, как вернуться за ту черту, которую пересек, и смогу ли вообще это сделать теперь.