Прислоняюсь бедром к шкафу позади себя, упираясь руками в гранитную столешницу.

― Ты действительно так расстроен при мысли о том, чтобы провести со мной следующие шестнадцать часов? Или ты просто злишься, что они не вырастут и не будут вести себя как взрослые?

― Меня бесит, что они идиоты.

Я поднимаю бровь. Хочу, чтобы он признал, что хочет застрять здесь со мной.

― Так ты не злишься, что ты здесь со мной?

― Нет, я не сержусь.

― Хорошо. Потому что я совсем не ненавижу это.

Ретт смотрит в пол, алый румянец ползет над воротником его клетчатой рубашки, окрашивая его щеки. Лохматые волосы сегодня вьются, и я ловлю дуновение свежего воздуха, когда он проходит мимо меня, чтобы взять прихватку.

Кладет все у плиты, чтобы было готово, когда понадобится.

Мы загружаем пиццу в духовку одну за другой, закрывая дверцу. Ставим таймер на двадцать минут.

― Так что же нам делать, пока они готовятся? ― Он не может смотреть мне в глаза.

Что нам делать? О, парень, у меня есть несколько идей…

― Я наполню стаканы водой, а потом, может, ты хочешь посидеть на веранде, пока мы ждем?

― Звучит неплохо.

Снаружи передвигаю несколько стульев, волоча два так, чтобы они стояли бок о бок, лицом к воде. Лицом к закату. Сияющий горизонт, солнце исчезает в ночи, несколько звезд выглядывают из сумрака.

Раздвижная дверь открывается и закрывается.

― Я выключу свет, чтобы не привлекать жуков.

Ретт садится рядом со мной в зеленое садовое кресло, протягивает стакан, раздвигает ноги и смотрит вдаль. Несколько блаженных мгновений мы молчим.

― Это здорово.