Что вообще Арно знал о семье, в которой родился? Отец был коренным французом, а мать — австрийкой. Мари ушла от Шарля, когда Арно едва исполнилось четыре года. Он смутно помнил этот момент. В голове всплывали только обрывки ее обещаний вернуться за ним. Но ни образа, ни даже общих черт лица Арно не помнил. Она больше никогда не появлялась на пороге их дома, и Шарль серьезно занялся его воспитанием, катаясь с сыном по всей Европе. Что-то глубоко внутри подсказывало Арно, что отец просто не позволил Мари забрать у него сына. Но этого, возможно, он уже никогда не узнает.

Оказавшись на пороге своей комнаты, Арно прошел к рабочему столу и положил стопку с письмами рядом с масляной лампой. Устало стянул с плеч плащ и ослабил шейный платок, падая в мягкое кресло. Дел больше никаких не было, поэтому он мог спокойно погрузиться в чтение писем своего отца.

— Пришло время узнать тебя ближе, отец, — с тяжелым вздохом пробормотал себе под нос Дориан и взял в руки первое длинное письмо, датированное августом 1760 года. Ровно за восемь лет до рождения Арно. Он нахмурился и, навалившись на спинку кресла, погрузился в чтение.

«Здравствуйте, мастер Мирабо,

Я пишу вам из прибрежного Лорьяна. Сегодня мне передали шкатулку Предтеч колониальные ассасины. Встреча прошла без всяких помех. Вскоре я вернусь в Париж, и вы примете окончательное решение, где мы будем хранить этот опасный артефакт. Чем дальше шкатулка от тамплиеров, тем лучше. Они будут охотиться за ней, как за Яблоком и другими частицами, поэтому мы должны быть очень осторожными. Я не подведу вас, учитель,

Ш. Дориан».

Первое письмо было довольно сдержанным и сухим. Арно из него только понял, что отец получил загадочную шкатулку, которую чуть позже братство поручило охранять именно ему. Дориан помнил, как отец всюду брал небольшой сундучок в каждое их путешествие. Могло ли быть так, что именно эта шкатулка навлекла беду на отца? Арно не исключал такого варианта, с большим энтузиазмом погружаясь в письма, которые все сильнее раскрывали завесу тайн над родным человеком. Прежние давно забытые чувства возвращались. В груди словно образовалась черная дыра, начиная болезненно саднить и увеличиваться в размерах.

И почему раньше он никогда даже не задумывался о том, чтобы разобраться с гибелью отца? В доме де ла Серров о Шарле никогда не говорили, и царившая там атмосфера словно специально отгораживала его от родной семьи, от которой ничего не осталось, кроме дома, располагавшегося на окраинах Версаля.

Арно, взявшись за следующее письмо, решил, что на днях обязательно съездит в Версаль и взглянет на то, что осталось от места, где он родился и рос до восьми лет. Наверное, не стоит удивляться, если там не будет ровным счетом ничего, кроме пустыря, постепенно зарастающего травой.