Теперь вы знаете, какие надежды у меня были в голове, когда я увидел вас одну, собирающую цветы в то утро.

Анна в отчаянии сжала свои руки; Чарльз действительно явился защитником правого дела.

– У меня было все обдумано, – продолжал он; – мой дядя с радостью встретил бы вас и примирил бы Я меня с отцом, или в противном случае, оставил бы мне и все свое состояние и устроил мою карьеру. Какое было дело этому неуклюжему олуху, да еще имея свою жену, мешаться между нами? Я ожидал, что скоро покончу с ним и научу его, как мешаться в чужие дела – В неповоротливый медвежонок, между тем как я брал В уроки у лучших учителей фехтования в Париже и Берлине; но иногда эти большие, сильные парни, благодаря их собственной неловкости, берут верх. И у него было злое на уме – это я видел по его глазам. Я полагаю, что пробудил в этом грубом деревенском пар не чувство ревности, благодаря некоторому вниманию к его несчастной маленькой жене. Как бы там ни было, он налетел на меня, как порыв ветра, и шпага его сделала свое дело. Толкуйте о его невинности!

Почему же он не убедился, был ли я жив, а спустил меня головою вниз в склеп?

Анна пробовала защищать его, но ответом была только злая, полупрезрительная улыбка; наконец он прервал ее словами:

– Ш-ш, ваша защита только увеличивает мою ненависть.

Сердце упало в ней при этих словах, но она больше не прерывала его, хотя слушала, пожалуй, с меньшей внимательностью, обдумывая свой образ действии.

– Не подозревая того, – продолжал он, – увалень этот распорядился для меня самым лучшим образом. Хотя я и не ожидал такой удачной встречи с вами так рано, но у меня в склепе было двое здоровых нормандцев, которые должны были выскочить оттуда, как только услышат мой свисток. Когда я полетел вниз к ним, бесчувственный и истекая кровью, как теленок, они не отнеслись к этому так равнодушно, как ваш защитник наверху, но перевязали рану и пытались остановить кровь. Услышав шум шагов над собою и зная, что наше предприятие имело не совсем красивый вид в глазах закона, они поспешили унести меня, бросив на месте все, что было со мною. Было ли это преследованием?

– О, нет; это, вероятно, были косцы.

– Конечно. Это место пользовалось дурною славою в народе; без сомнения, на них наводил ужас тот громадный шотландец, который теперь покоится в моей могиле; французы не знали туда дороги, так что все оставалось скрыто, пока не начала своих розысков м-рис Марта. Я пришел в сознание уже в лодке, откуда меня передали на борт дожидавшегося нас маленького люгера, который вместо Ольдерне, где я намеревался скрепить наши брачные узы, направился прямо в Гавр. На судне случился один иезуитский монах, которого я раньше встречал в свите герцога Бервика; но Портсмут оказался для него не совсем безопасным местом из-за дела епископов. Его уже было схватили, и он был обязан своею жизнью только здоровым кулакам бретонских и нормандских матросов, взявших его па судно. Это послужило мне в пользу, потому что без него вряд ли я был в состоянии выдержать способ лечения моих друзей. По приезде в Гавр он поместил меня в монастырь, где святые отцы прекрасно ухаживали за мною; и перед своим окончательным выздоровлением я решил соединить свою судьбу с ними или, скорее, с их церковью.