— У меня здесь друзья, работа, — тихо произнесла она.

— Семеновну мы заберем себе, тебе не придется ее бросать. — Заверила я.

Она дрожащей рукой вытерла слезу с морщинистой щеки, убрала за ухо прядь седых волос. Врач, давший ей успокоительное полчаса назад после нашего разговора, просил меня не усугублять, но в данной ситуации это было почти невозможно.

— Поживем-увидим. — Прошептала бабуля.

— Ты звони, как она придет в себя, хорошо?

— Обязательно.

— Если будет рваться домой, расскажи про психушку и… про отца.

Бабуля зажмурилась, словно ей было тяжело глотать.

— Угу, — промычала, доставая из кармана платок и прикладывая к лицу.

— Мне сказали, ее поместят в соседнюю с тобой комнату. Я посмотрела, вроде там достаточно уютно. Даже телевизор есть.

— И вай-фай. — Кивнула она. — Правда, через стенку живет Захаровна. Мало того, что глухая, так у нее еще и Альцгеймер. Она часто возвращается в возраст, где ей лет двадцать. Флиртует со всеми напропалую, водит к себе женихов. Они это… — Посмотрела, едва слышно хрюкнув от смеха, на Грина. — «Кость варят».

— Чего делают? — Переспросил тот, сводя брови на переносице.

— Ну… Кость варят… — Бабуля закатила глаза. — Как это сейчас по-вашему называется? По молодежному? Тр… В общем, сношаются. Громко очень. А потом так же громко рассказывают друг другу, как им было хорошо.

— О-о, — рассмеялся он, краснея.

— У нас тут весело. Ага. Бывает, дед Еремей перед танцами забьет трубку чем покрепче…

— Бабуль! — Взмолилась я.

Она недовольно сморщилась.

— Забыла, что ты у нас недотрога. И в кого только?

Да уж, пожалуй, Ника и та больше походила на ее внучку, чем я.

Пожала плечами, предположив: