– А ради чего? – нашла она в себе силы усмехнуться.

– Ради своего эгоизма. Знаешь, я думал, что потерял друга, – вдруг горячо сказал Дан. – А на самом деле друга у меня никогда и не было. И жалеть теперь не о чем.

Внутри Каролины что-то надломилось.

Лучше бы он кричал на нее, лучше бы обзывал и посылал проклятия. Но ему не стоило говорить этих слов. Не стоило! Разве он не видит, что ей больно?!

– Ненавижу тебя, – прошипела Каролина, глядя на опешившую Сергееву. – Это ты во всем виновата. Ты всегда стояла между нами. Ты настроила его против меня. Знаешь, что я лучше всего помню? – она и сама не понимала, почему подошла к Даше близко – так, что могла учуять запах ее дешевых духов. – Тот день, когда пришла в класс, а ты сидела у него на коленях. И все смотрели только на вас.

– Дура ты, Каролина, – устало ответила Даша. – Просто дура. Хотела любви? Тебя безумно любит Савицкий. Вы идеально подходите друг другу. Или ты из тех, кто может быть счастлив только в выдуманной драме?

– Пошла ты. – От пронзительного взгляда Дана становилось все хуже и хуже.

– Если так, – продолжала Сергеева, – то у меня для тебя хорошие новости. Твоя драма сегодня была безупречной – упивайся собой. И помни – если я увижу тебя рядом с Данькой, не буду больше разговаривать – просто волосы тебе выдеру.

– А я помогу, – поддержала ее подруга с фиолетовыми волосами. – Девчонки, может быть, сейчас этой стерве темную устроим? Я ее буду держать, а вы – бить.

Даша громко фыркнула.

– Что там бить? Она и так отбитая.

– Ненавижу. Вас всех, – громко сказала Каролина и ушла, все еще пытаясь сохранить свою в клочья растерзанную гордость. Никто ее не останавливал.

3.35

Иногда кажется, что нет ничего прекраснее людей, а иногда – что нет ничего страшнее.

То, что задумала Каролина Серебрякова, повергло нас в шок. И пусть у нее ничего не получилось, это не значит, что она осталась невиновной. Людей определяют не только поступки, но и мысли. Ее мысли были черны, словно беззвездная зимняя ночь, и когда ярость в душе улеглась, я поняла, что мне жаль – жаль, что в небе Серебряковой нет ни одной звезды; ее небо – это перевернутая бездна, нависшая над ее головой и затягивающая в себя ее душу.

Ее бездна – ее выбор.

Мы обошлись без полиции.