— Но ведь надо меняться к лучшему! Короли должны жить с оглядкой на остальной мир, а не вариться в собственном соку! Уж отменить варварский закон о праве на убийство мужа в случае его измены я могу? Штраф — это неслыханно! Наказание должно быть более суровым! В Новой Атлантиде это проходило бы по статье «умышленное убийство» и каралось бы лишением свободы на срок от восьми лет!

— Разумеется, вы Королева. Я могу вас только попросить действовать более осторожно. После того, как родится наследница, истинная носительница Крови женского пола, ваше положение станет более уязвимым. Не исключено, что будут покушения или попытки дворцового переворота. Взять хотя бы мою матушку: сколько я помню себя, она стремилась урвать себе вожжей больше, чем могла удержать, она болеет о власти, она жаждет её — невероятно, чтобы она не тешила сейчас тайную надежду стать регентшей при внучке.

Тати вернулась к разглядыванию мозаики на потолке. Завоевательница Лидия была запечатлена живописицами в тот момент, когда она, падая, успела зацепиться одной рукой за край парапета. На лице женщины, что еще секунду назад была могущественной царицей, застыла унизительная маска смертельного ужаса. Кроша ногти, оставляя на камне кровавые следы, из последних сил удерживалась она за самый кончик своей ускользающей жизни, некогда полнившейся свершениями и блаженствами. Толпа, изображенная на заднем плане, шествовала сквозь столетия в своем вопиющем бездействии. Растерянные лица аристократок, оруженосиц, прислужниц, ни одна из которых даже руки не выбросила вперед в знак желания помочь падающей, гениально освещали истинное одиночество человека, облеченного властью. Одиночество, когда над пропастью смерти тебя не поддержат, а толкнут. В небе над дворцом неистовствовал громовой, сочный закат. Дынные, коралловые, багровые, пунцовые и местами сангиновые оттенки придавали ему особенный роковой размах — художницам удалось вложить в бесстрастное небо мистическую сопричастность трагедии, под этим небом творящейся.

— Это ведь не единственное панно в этом дворце?

— Нет, конечно. Должно быть ещё «Пронзение копьем царицы Параскевы-кровосмесительницы».

— О, Всеблагая… Всё у вас под знаком крови.

— По легенде владычица Параскева много лет правила самовластно, имела она многих мужей и наложников, но все не могла насытиться. Меры не ведало сладострастие царицы. И в один судьбовершительный день узрела она младого сына своего, выходящего из купальни, узрела она, что к пятнадцати годам расцвел он, точно смоковница, и решила, что нет прекраснее его юноши во всех землях. Маяться стала царица, пожелала она себе сына своего, плоть от плоти своей, и не под силу оказалось ей укротить змия богомерзкой похоти. Взошла она на ложе с сыном, из утробы её исторгнутым, усмирила ропот ближних властию своей, но далеко пошла о том молва, и испугался народ, что разгневаются на кровосмесительницу богини, пошлют засуху, мор или войну, ворвались разгневанные люди во дворец, и пронзила смелая дева копьем царицу Параскеву…