Она шла впереди всей процессии. Расстегнутый халат походил на сложенные ангельские крылья. Бригада неотложной помощи. Перед ними равны, как перед самой Смертью, и королева, и замерзшая бродяжка. Во всяком случае, так должно быть.
— Я заплачу! Я отдам сколько угодно денег! Только спасите её! Я богат, я очень богат!
— Ни за какие деньги я не могу сделать больше, чем могу, — ответила не оборачиваясь девушка в белом халате.
— Смотрите в глаза, когда разговариваете с королем! — вспылил Кузьма.
Приостановившись, чтобы дать охранницам, несущим простыню, обойти её, она повернулась, взглянула на юношу со странной грустной усмешкой и ничего не сказала.
9
9
Новости, что с Королевой беда, потребовались считанные минуты, чтобы заполнить собою всё информационное пространство.
Возле входа на территорию больницы собралась толпа; она затрудняла проезд карет скорой помощи, мешала движению по прилежащим улицам; взбудораженные люди ломились в будку охраны, галдели и сквернословили, требуя немедленного отчета о самочувствии Королевы; на место прибыли полицейские машины: блюстительницы порядка в мегафон призывали собравшихся разойтись, в качестве главного аргумента используя вполне логичное утверждение, что присутствие сочувствующих в данный момент ничем не поможет страждущей монархине.
— Да чтоб она сдохла! Самозванка! Наша Королева — Селия! — завопил кто-то.
Описав над головами толпящихся плавную дугу, в ворота больницы со смачным чвяком ударилось сырое яйцо.
Вслед за первым полетело второе, третье, четвертое — за несколько секунд высокие металлические створки ворот оказались снизу доверху залеплены вязким яичным белком.
— Се-ли-я! Се-ли-я! — скандировала толпа.
Кузьма время от времени подходил к окну вестибюля в отделении нейрохирургии — с высоты четвертого этажа ему были хорошо видны и образовавшийся при въезде в ворота затор, и копошение людей, и полицейские машины с мигалками. До его слуха долетали звуки сирен, утробный гул толпы и обрывки фраз, сказанных в мегафон.
Общественные беспорядки оставляли юношу совершенно равнодушным. За белой железной дверью с предупредительной табличкой «не входить» распятая на операционном столе лежала его любимая — кроме этого не существовало и не могло существовать важных вещей.
Во Дворце криминалисты, по очереди взбираясь на чудовищно шаткую алюминиевую лестницу, изучали тот участок старинной мозаики, откуда вывалился столь фатально избравший время и место падения фрагмент. Сам кусок бережно упаковали в пакет и отослали в управление. Нарисованный мелом контур лежащего тела Тати огородили красной лентой. Из оцепленного здания строго по одному человеку, тщательно проверяя документы, выпускали рабочих и служащих.