– М-может, – неуверенно предложила девушка, зардевшись еще сильнее, – пойдем по лестнице? Я…я не очень люблю пользоваться лифтом…
Боже, как же много я о ней не знаю! Мне ничего о ней неизвестно, как и ей обо мне. Например, какую музыку она предпочитает? Умеет ли играть на музыкальном инструменте? Какой жанр кино ее любимый? Какое ее любимое время года и почему? Мысленно, я пообещал себе, что обязательно выясню все это.
– Конечно, – улыбнулся ей самой теплой из улыбок, хранившихся в моем арсенале. На один короткий миг мне показалось, что она вот-вот улыбнется мне в ответ. В прекрасных глазах возник и сразу же исчез незнакомый мне свет. – Лестница, так лестница.
– Спасибо, – Мери завернула за угол и начала спускаться вниз. Ее спина была прямой, с гордой аристократической осанкой, маленькая ручка с короткими ногтями скользила по перилам, словно гладила металлические прутья. Мне вспомнилось, как эти ладошки упирались мне в грудь в том самом месте, где билось сердце, и я был готов умереть за возможность снова ощутить на себе ее прикосновения…
Покинув шикарное фойе гостиницы, мы вышли из кондиционируемого помещения в палящий летний зной. Солнце уже было высоко, воздух был пропитан запахами средиземноморских цветов и солоноватым привкусом моря. Мери шла впереди, стремясь поскорее оказаться в спасительной тени деревьев, которые укрывали коттеджи не только от назойливых взглядов, но и ярких лучей. Я старался не отставать от нее, мысленно перебирая все возможные варианты попросить прощение за свое глупое, недостойное поведение. Мне было необходимо объясниться с ней, пока была возможность.
– Мери, – позвал ее, чувствуя несравненное удовольствие только от того, что произносил ее имя вслух. Оно было таким же нежным и сладким, как она сама. – Подожди, пожалуйста, – девушка остановилась. Я заметил, как напряглась ее спина, но оборачиваться она не стала.
Обойдя ее, встал лицом к ней, чтобы она могла видеть мои глаза.
– Я бы хотел извиниться перед тобой, – девушка нахмурилась, в ее взгляде появилось недоверие. Чувство вины ужалило меня, словно острый шип. – За все, что наговорил тогда, за то, что стал причиной твоих слез. Прости меня. Мне очень жаль…
– Я не, – начала она, не отрывая от меня, расширившихся от удивления, глаз.
– Пожалуйста, – перебил ее, – сначала выслушай меня. Это важно, – я старался правильно подбирать каждое слово, чтобы не промахнуться и не усугубить ситуацию. Впервые мне было так трудно говорить с женщиной, но я знал, что моя Мери совсем не похожа ни на кого. За ее хрупкой ранимостью таилось сильное, храброе сердце. Она смогла пройти через настоящий ад и не сломаться, я не мог не уважать ее за это. – В тот вечер, на помолвке, я был самым счастливым из смертных только потому, что рядом со мной была ты. Мне еще никогда не приходилось испытывать ничего подобного, – воспоминания о нашем танце вызвали на моем лице мечтательную улыбку. – В тот миг я понял, какая ты особенная. Ты так легко смогла разгадать меня… Тебе удалось увидеть то, что я прятал даже от самого себя много-много лет. Мери, я знаю, что не имею на это права, но не могу ничего с собой поделать, – запустив пятерню в волосы, уставился на землю. Мне было невыносимо смотреть в ее глаза, видеть боль, которая там плескалась. Я постарался сосредоточить все внимание на бабочке, порхающей над желтым полевым цветком у моей ноги. – Это сильнее меня, сильнее всех обстоятельств, о которых мне даже не хочется говорить. Я знаю, что между нами всегда будут стоять воспоминания: твои или мои, это не важно. Но они будут грызть нас изнутри, травить своей горечью. Возможно, однажды, нам удастся рассказать друг другу о них. Когда-нибудь, когда мы оба будем к этому готовы…