Композиция уже подходила к концу, а я все еще находился в состоянии транса. Близость Мери действовала на меня успокаивающе, наполняла меня вдохновением, заставляла выкладываться по максимуму. Во второй раз я играл с таким отчаянием, такой самоотдачей. Во второй раз я играл для нее. Но сегодня она была здесь, сидела рядом со мной, задержав дыхание. Больше Мери не была мечтой или миражем. Это был мой воробышек. Мой.

Затих последний аккорд, растворившись в воздухе, но чары еще окружали нас. Я боялся нарушить их, поэтому не спешил двигаться. Хотелось растянуть этот миг как можно дольше, прочувствовать это волшебное единение.

– Я горжусь тобой, милый, – голос мамы звучал так реально, словно она и впрямь была рядом. Мне казалось, я не только слышу ее, но чувствую сладкий аромат ее любимого парфюма.

– Мы гордимся тобой, сын, – вторил другой, мужской голос, при звуках которого по моей спине побежали мурашки.

Распахнув глаза, вперил взгляд в пространство перед собой, но так никого и не увидел. Их нигде не было. Они умерли. Давно. Это все игра воображения. Воспоминания ожили вместе с музыкой, и заставили меня поверить в то, чего не может быть. В комнате есть только мы с Мери.

– Дмитрий, – дрожащие пальцы девушки прижались к моим щекам, вырвав из оцепенения. Повернувшись, наклонился, прижавшись лбом к ее лобику. – Это… это невероятно!

– Это ты невероятная, Мери, – выдохнул я, обхватив ее голову руками. Губы придвинулись ближе, наглухо запечатав рот девушки. Я не хотел ничего слышать. Ни одно слово не сможет выразить того, что творилось в моей душе. Я желал ее. Отчаянно, до боли в мышцах, до скрипа зубов. Некий животный инстинкт кричал, что она – МОЯ. Эта девочка не может принадлежать кому-либо еще. Только моя. Вся. Целиком.

Жидкий огонь распространялся по всему телу, опаляя каждую клеточку, каждый миллиметр кожи. Язык проник в чувственные глубины девичьего рта, сплелся в божественном танце с ее собственным. Больше не было невинных ласк, какие я позволял себе в прошлом. Сегодня нами двигала лишь страсть. Она пропитала собой весь воздух, проникла в легкие каждого из нас и развела неконтролируемое пламя, способное сжечь нас дотла. Но, черт возьми, я был готов сгореть и обуглиться. Лишь бы она была со мной.

– Что же ты со мной делаешь, воробышек? – Немного отстранившись, чтобы глотнуть воздуха, прошептал я. – Ты нужна мне, Мери. Ты мне так нужна!

Секунда, вторая, третья. А она все молчит. Тишина убивает. Она причиняет невыносимые страдания, разрывает внутренности на части. Я был в ней слишком долго. Мне прекрасно известно, что таит это напряженное молчание. Каждый раз, оно приносило только боль и разочарование. В тишине отец сообщил о смерти мамы. В тишине я насиловал ее. В тишине хоронил отца. Тишина была символом потерь. И сейчас она вновь окружала меня, ее холодные тиски сдавливали мне горло.