– Явился, значит? – хмыкнула ведущая артистка театра, на спектакле в котором Иван сегодня побывал. – Поставь в вазу.

Евлампия букет не приняла, а величественно скомандовала, указав пальчиком. Она снимала грим и, загадочно улыбаясь, поглядывала на него через зеркало.

– Вы знаете, кто я? – удивился Давыдов.

– Еще бы я не знала, – саркастически изогнула брови женщина.

– Нам с вами не удалось познакомиться… – пробормотал Иван. Рядом с бабушкой Маши он почему-то растерялся, уж слишком много зависело от ее мнения о нем.

– Это лишнее, – отмахнулась Евлампия, – у меня перед глазами каждый день две твои маленькие копии. Я бы стала подозревать себя в старческом маразме, не сумей сложить два и два при встрече с тобой.

– Вы прекрасно выглядите, Евлампия, – сказал Давыдов. – Теперь я знаю, в кого Маша пошла красотой.

Щеки женщины порозовели.

– Льстишь, гаденыш, но приятно, – улыбнулась она. – Так зачем явился?

– Я люблю вашу внучку, – вдруг выпалил Иван. – Всегда любил.

– Да неужели? – красноречиво изобразила скепсис артистка. – У мужской любви недолог век, уж я-то знаю.

– Помогите мне вернуть Машу, – попросил Давыдов.

– Так тебе союзник нужен?  И ты не додумался ни о чем лучше, как пробраться в стан врага? – рассмеялась женщина. – А если я сейчас тебя грязной тряпкой отхожу за все слезы моей Шуши?

Иван покорно склонил голову.

– И слова не скажу, смирно приму наказание из ваших прекрасных рук, – согласился он. – Тряпку нести?

– Не надо, – фыркнула Евлампия. – Если захочу, то и голыми руками обойдусь.

– Охотно верю, – сказал мужчина, поглядывая на ярко-алый маникюр бабушки возлюбленной. – Поможете?

– А ты надолго к нам или так, залетный? Поиграться в семью? – Женщина просканировала Давыдова инквизиторским взглядом.

– Если примете, то навсегда, – честно признался Иван.

– Не боишься зарекаться? Помнится, в прошлом твои чувства прожили до первого контракта и выгодной Америки.