От этого осознания мне становится плохо. Дурно. Я пытаюсь дышать, но получается плохо. Пытаюсь жить, когда это почти невозможно.

Я кричу в чью-то сальную руку, пока огромный палец приближается к моим разведенным ногам. Он уже возле колена. Я кричу до хрипа. Мычу, пытаясь спастись. Соленые слезы обмазывают мое лицо.

Я лишь представляю, что он будет внутри, и меня воротит до омерзения.

Рустама уже не удерживают трое. Не могут, не получается. Он мечется как раненый зверь и почти вырывается из лап гиен, но на помощь троим приходят еще двое. И все начинается по новой.

Но я все равно умоляю Рустама спасти нас обоих. Нас троих. Умоляю мысленно. Взглядом расплывчатым. Я чувствую, как лапа главного впилась в мое колено. Демонстративно медленно он двигался к сокровенному.

— Босс, так она беременная походу, — смеется кто-то сверху, удерживая мое лицо прямо так, чтобы я видела метания взбешенного, но беспомощного мужа.

В тот же миг платье задирают выше. На живот падает чья-то огромная рука, заставляя меня съежиться в желании защитить и защититься.

— А срок приличный, — присвистывают с похотливой ухмылкой, — одно удовольствие такую…

— Все скажу, сука! Все! — зарычал Рустам, зверея в край.

Рустам дошел до кондиции. Он готов. Его до кипения доводили, чтобы узнать о Диане Шах.

— И даже ключик не надо искать? — ухмыляется главный, явно обрадовавшись такой находке в виде беременной женщины бандита, — беременную трахнуть даже пальцем в радость.

Я продолжаю мычать в чью-то потную ладонь, выбиваясь из сил. Главный тормозит, так и застыв рукой на моем колене, и в этой передышке я резко вспоминаю вчерашний день. Когда Рустам сказал, что он рад тому, что я не верю в изощренное насилие над беременными женщинами. Я не верила в эту дикость. Пока это едва не произошло со мной.

— Тронешь своим сраным пальцем мою жену, и я тебя живым похороню, — цедит Рустам с налитым кровью лицом, — ты, сука, знаешь меня. Я не угрожаю. Будущее твое предсказываю, блядь!

— Даже так? Баба женой тебе приходится? — прищуривается главный.

И с колен встает. От меня подальше. Так и нетронутой.

Позволяя мне полной грудью вздохнуть. С судорогами, но полной грудью. Не сразу понимаю, что я уже могу свести колени. Меня отпустили резко.

Потому что все, что есть у Рустама сейчас — это информация и прошлая репутация. Кровавое, дикое прошлое Басманова. Лишь оно, лишь отголоски этой страшной репутации спасли меня от насилия.

Главный не хотел быть похороненным заживо.

Холодными пальцами я поправляю платье и с крупной дрожью на теле заваливаюсь на бок. Пытаюсь восстановить дыхание, пока в комнате ведутся переговоры. По сальным взглядам верных псов главаря видно, что они опечалены. Не увидеть им, как беременную жену Басманова трахают пальцем. Но в то же время они еще полны надежд.