— Ты избавил меня от необходимости идти в Каноссу, чтобы каяться и объяснять появление незаконного ребенка, — горько сказала она.

— Твои страдания все искупили.

— Стине избежала тюрьмы, потому что это было во второй раз.

— Кто считает разы? Скажи, Бога ради, кто из нас так чист, чтобы считать эти разы? — сказал Андерс.

— Нильс все отрицал. И никто не считал его виноватым.

— Нильс умер, Дина!

— А Стине живет опозоренная!

— На этот раз пересудов не будет. И не думай об этом, все прошло.

— А некоторые из-за этого попадают в тюрьму, — не унималась Дина.

— В наше время уже нет.

— И в наше попадают. Кирстен Нильсдаттер Грам приговорили к трем годам тюрьмы за то, что она остригла девятнадцать овец своего соседа и стащила у него из амбара муку и солонину… А Нильс утаил целое состояние… И оставил Стине опозоренной…

Андерс понял, что у нее в голове все путается.

— Кроме Нильса, у меня никого не было, — проговорил Андерс, обращаясь больше к себе, чем к Дине.

Она как будто вернулась издалека.

— У тебя есть я! — Она неожиданно сильно ущипнула его за руку. — Тебе не придется жалеть, Андерс… Ни о чем!

Они обменялись взглядом. Словно скрепили договор печатью.

До самого Тьелдсунда никто не осмелился их беспокоить. Андерс объяснил команде, что на шхуне побывала смерть. Но видимо, передумала и решила отступить.

И юнга, который единственный приходил в каюту с горячей водой и супом, охотно подтвердил, что Дина настолько больна и слаба, что даже не может разговаривать.

Матросы мимо каюты ходили на цыпочках. Грубые шутки и радость, которая охватила их при приближении к родным краям, поугасли. Матросы прикидывали, как им доставить хозяйку на берег.