— Мне нужно, чтобы мой компаньон был председателем.
— Дина!
— Ты очень умен, Вениамин. Людям нужны такие, как ты. Однако сейчас мне нужен Олаисен. Поэтому председателем будет он.
Карна вошла в комнату, но они не обратили на нее внимания. Она видела, что папа рассердился, хотя он только молча пожал плечами.
— Как тебе это удалось, Дина? — с усмешкой спросила Анна.
— Я внушила нужным людям, что эта идея принадлежит им.
— Положив деньги в банк или играя в шахматы с редактором? — спросил папа и тоже засмеялся.
— Кто же хранит деньги в жестяной коробке! А редактор — неплохой шахматист. Кроме того, я верю в будущее Страндстедета.
— Но он погубил Рейнснес! — Папа уже не смеялся.
— Именно поэтому, — ответила бабушка. А погодя сказала: — Анна! Карна! День мы отдали преходящему. Но мне прислали из Христиании новые ноты, и потому вечер мы отдадим душе!
Папа сидел и слушал. Но не прикрыв глаз и откинувшись на спинку стула, как всегда. Он замер на краешке стула с таким видом, словно куда-то спешил.
И пока бабушка с Анной играли, а Карна пела «Плыву я по морю», она поняла, что папа очень одинок.
Карна легла, но вскоре снова встала. Думая о папе, она подошла к окну. Тревога мешала ей уснуть.
Это чувство было связано с сыновьями Ханны. Карна вспомнила, как Исаак объяснил ей, почему Олаисен избил Ханну. И ответ папы на ее вопрос: «Никто, кроме Олаисена, не может быть отцом Ханниных детей».
А позор? Что такое позор? Быть опозоренной куда хуже, чем быть бедной. Сегодня папа взял на руки ребенка Ханны. И Олаисен тут же перестал говорить об инженере и дороге на юг. А Анна без всякой нужды стала предлагать всем бутерброды.
Дома и ландшафт выглядели в тумане мохнатыми и ненастоящими. Карна вспомнила вид, открывавшийся из окна ее комнаты в Рейнснесе. За это время ландшафт за окном растворился и исчез. Анна тоже почти исчезла, когда папа посадил на колени маленького сына Ханны. Может, папа уже не видит Анну?
Он никогда не соглашался с бабушкой, но всегда сдерживался, как сегодня. Карна много раз это замечала. Папа и Анна таили свои мысли и никогда не говорили о них. Даже друг с другом?
По лицу у нее потекли слезы. Она не знала, кого ей больше жалко — их или себя.
К тому же все осложнялось переменами. Тело ее постоянно менялось. В последнее время оно стало как будто чужим.