— Я тоже так думал. Но когда я прямо спросил ее об этом, она во всем призналась. Призналась, что они любят друг друга. Так и сказала: любят! Чтобы было ясно, что я ничего не значу для нее. Ничего! И ты — тоже. С нами они продолжают жить только потому, что когда-то так получилось. Это слова Ханны…

Когда звук этого имени затих, женщина перед Олаисеном начала смеяться. Сначала тихо.

Он не обиделся, но это показалось ему странным. Он почувствовал, что должен любой ценой остановить ее смех.

— В этом нет ничего смешного, — сдержанно сказал он.

Но она продолжала смеяться. От смеха у нее по лицу текли слезы, плечи вздрагивали. Смех был такой жесткий, недобрый, что он допил свой портвейн и встал. Никому не дозволено смеяться над трагедией его жизни! Тем более ей! Это уж слишком.

— Прошу прощения, — сказал он.

Но видно, в последнюю минуту у него мелькнуло какое-то подозрение, и он прикоснулся к ее плечу.

— Не будем никому говорить об этом ради детей, — попросил он. — Договорились?

Олаисен вышел из залы, но в ушах у него продолжал звучать ее смех. Он спустился вниз, вышел во двор. Что-то не так. Как она может быть такой толстокожей? И смеяться?

Ничего, скоро это пройдет. Главное, он теперь не один.

Карна поняла, что что-то случилось. Так люди не смеются. И ничего смешного Олаисен Анне не сказал.

Карна слушала у дверей. Когда Олаисен выходил из залы, она быстро, по-кошачьи, взбежала на чердак.

Анна продолжала смеяться. Незнакомая, недобрая Анна. Может, она не поняла, что Олаисен сказал о папе? Но это невозможно было не понять!

Карна слышала, как Анна, не переставая смеяться, вышла в коридор. Спустилась по лестнице.

Карна хотела окликнуть ее. Утешить, сказать, что это неправда. Что на самом деле все не так. Как Олаисен мог сказать это Анне? Ведь Анна все понимала. И может быть, уже очень давно!

Что теперь будет? Все непоправимо испорчено.

Она слышала, как во дворе смеется Анна. Входная дверь после нее осталась открытой. По дому гулял сквозняк. Пламя лампы колебалось. Карна опустила руки в теплую воду, принесенную сюда для уборки. Хотела согреться.

Когда она нагнулась над ведром с водой, ее охватила тошнота. Окутала мешком голову, не давала дышать.

Карна пыталась перебороть себя. Хотела отойти подальше от крутой лесенки. От открытого лаза. Последнее, что она помнила, — это желание оказаться подальше от лаза.