Отец выдвигает ящик с гвоздями, снова закрывает его и кивает головой.

– Ты не забыл бутоньерку? Девушки любят цветы.

Прозрачная коробочка зажата в моей руке. Я поднимаю её повыше, чтобы папа видел.

– Да. Ты меня этому научил.

Бет

Бет

Спальня Скотта и Эллисон слишком весёленькая на мой вкус. Голубые шёлковые занавески и повсюду безделушки вроде цветов и картин с изображением цветов. Кровать просто гигантская. Если Скотт и Эллисон когда-нибудь поссорятся, им даже не нужно будет расходиться по разным комнатам – достаточно просто перекатиться с боку на бок, чтобы очутиться по разным адресам.

Я сижу на чересчур мягком кресле перед трюмо Эллисон и смотрю, как она закалывает мои волосы. Я терпеть не могу высокие причёски, но жаловаться не приходится. Час назад Эллисон собственноручно выкрасила мне в чёрный шесть прядей волос. Теперь мои волосы на дюйм золотистые у корней, иссиня-чёрные до плеч, а полностью чёрные пряди выравнивают всё это дело.

– Скотт взбесится.

– Ещё как, – говорит Эллисон. – Но это я возьму на себя.

Я улыбаюсь, Эллисон смотрит на моё отражение в зеркале и тоже улыбается. С тех пор как я вернулась из больницы, у нас с Эллисон установилось хрупкое перемирие, и я теперь всё время боюсь сказать или сделать что-нибудь неправильное и снова её разозлить.

– Почему ты так хорошо ко мне относишься?

Эллисон хватает щипцы для завивки и награждает меня свирепым взглядом, когда я позволяю себе поморщиться. Она ловко завивает несколько прядок, которые никак не хотят вести себя так, как она хочет.

– Потому что Скотт тебя любит.

Хм. Он любил меня и раньше, но это не мешало ей ненавидеть меня. Впрочем, я и сама много сделала для этого.

– Прости, что я сказала, будто ты его окрутила.

Щипцы больно тянут меня за волосы, я прикусываю губу. Эллисон отпускает мои волосы, и маленькие локоны весело подпрыгивают над моей шеей. Ладно, я это заслужила – и дёрганье за волосы, и локоны. Пожалуй, теперь мы квиты.

Эллисон откладывает щипцы на столик.

– Прости… да, прости меня. Я не хотела, чтобы ты жила здесь.

Я моргаю. Что ж, это звучит довольно грубо, зато честно.