А вы думали, что он сразу вас примет и простит?

Нет, конечно. Но надеялась, что это не будет так тяжело. Мне стало стыдно, так стыдно, что я бросила сына, что мой мальчик вырос таким чудесным и без моей помощи! Тогда я испытала это чувство впервые. Словно ковш с расплавленной сталью на меня вылили. Моя любовь к нему началась с пронзительной боли. Я будто инфаркт пережила в той комнате. Грудь разрывало, жгло. Я задыхалась, не в силах сойти с места. Мой сын вышел из комнаты, а Петя сказал: «А чего ты хотела? Бросила его, а теперь вернулась, как блудная кошка. Только ему сейчас не три года, не четыре. Он взрослый. Все понимает и не простит.» Позор лежал на мне несмываемым пятном. До сих пор лежит.

Вы не попытались больше поговорить с ним?

Нет. Улетела обратно в Германию, забилась в свою нору и все слышала его слова о том, что хорошо, что ничего от меня в нем нет. Он отрекся от меня тогда, как я отреклась от него давным-давно.

И что же вы, больше не пытались с ним увидится?

Пыталась, когда умер мой младший сын.

У вас еще были дети? Но как же?

Я вышла замуж за неплохого мужчину, но мне кажется, оба мы заключили этот союз только для того, чтобы избежать одиночества. Он знал, что детей у меня быть не может, у него от прошлого брака было двое. Я была богата, он – моего круга. Ни в чем не нуждались, много путешествовали. Но вся та любовь, так неожиданно появившаяся в моем сердце, требовала выхода. Я не могла отдать ее своему Сереже, хотя каждую ночь молилась за него. А однажды на каком-то благотворительном мероприятии мне на глаза попались фотографии детей-сирот, которым собирали средства. Все они были больны. Кто с синдромом Дауна, кто с ДЦП, со СПИДом, с жутким набором неизлечимых болезней. Я решила, что вот он, мой шанс реабилитироваться, заслужить прощение в глазах Бога. Матери этих малышей бросили их, как я когда-то своего. Мой муж не стал возражать. Благородный был человек. Мы усыновили трехлетнего мальчика. Его мать была наркоманкой, больной СПИДом. Когда я увидела его впервые, он лежал в своей кроватке так тихо, будто прислушивался к чему-то. А потом начал хаотично двигаться, будто в панике, весь забился и посинел. Глаза его смотрели на меня с такой мольбой и испугом, что я поняла – он выбрал меня, я его единственная надежда. Оказалось, у него еще и врожденный порок сердца. Ему не хватало кислорода, он задыхался, становился серым, бледным. Синие пороки, как я вычитала потом в брошюре. Но я все-равно взяла его. Если бы ему сделали операцию сразу после рождения, возможно, сердце не беспокоило бы так сильно. Но симптомы проявились ближе к тем годам. Себастьян был моей отрадой. Я опять перестала спать ночами, но больше никогда не злилась за свои красные глаза и разбитое состояние. Я молилась в эти ночи только об одном – чтобы он остался жив.