Был тот час, когда остров Сингапур погружается в пастельную, дымчатую синеву. Когда любые контуры начинают размываться, а четкость дня приглушается до мечтательной нежности.
Не веря своим глазам, он рассматривал срубленную пальму, лежащую поперек сада. Спиленные ветки, кучи листвы срезанных кустов.
Мрачно грозящая стена лесочка была разорвана и стала проницаемой; между прореженных деревьев и кустов проглядывала затянутая лишайником крыша павильона. Работа была еще далеко не закончена, но все равно сад как будто задышал.
В синеве этого часа она походила на девочку, сидящую на скале, подтянув к себе колени и глядя на море. Она не повернулась, хотя должна была слышать треск веток у него под ногами. Лишь слегка приподнятые плечи дали ему понять, что она знает о его приближении.
– Ты все-таки решила его вырубить? – спросил он вместо приветствия.
Она слегка помотала головой в знак отрицания, коса едва шевельнулась на ее спине от этого знака.
– Нет, только проредить и подрезать.
Она смотрела на него через плечо глазами, будто сделанными из этого синего часа.
– Пришла пора. Пора света. Воздуха.
В ее голосе слышались боль и печаль; теперь ему пришлось поднимать плечи, он засовывал руки в карманы и уклонялся от ее взгляда.
– Как все прошло в Пондишери?
– Хорошо. Мы с твоим кузеном пришли к соглашению. Отныне фирма называется только
Он вздрогнул при воспоминании об Агнес. Об этих ослепительных зеленых глазах, которые беззастенчиво флиртовали с ним на одной вечеринке у Буассело. Еще никогда ни одна чужая женщина не давала ему столь неприкрыто понять, что она его хочет. Да к тому же такая красивая. С кожей цвета слоновой кости, с лицом тонкой резьбы, одновременно нежным и гордым, как распустившаяся роза, вложенная в чашу из золотых волос. Пышно округлая и соблазнительная, как спелый персик. Не женщина, а шампанское.
Опьяняющее интермеццо в несколько ночей было между ним и этой офицерской вдовой. Необузданное. Алчное.
Не пустячное, отнюдь. Но и не значительное.
Его место было здесь. При Георгине.
– Джо по тебе очень скучала.