Она любила море так же, как и Дункан, и временами он думал, что она и впрямь морская нимфа, русалка.

Он не мог налюбоваться, как она без усилий балансировала в лодке на своих миниатюрных ступнях, как блузка и брюки на ветру облепляли ее мальчишеское тело и как ловко она управлялась с линями паруса. Она со смехом объясняла, что ее научил этому отец; она умела ориентироваться и направлять паруса по звездам, умела бросить якорь и даже охотиться с гарпуном. В этих занятиях она казалась чуть ли не парнем, несмотря на девические черты и на длинную косу. Как амазонка. От нее исходило кошачье, чувственное очарование, которое наполняло его удивлением и благоговением.

Как в тот раз, когда в одной из своих прогулок по острову он встретил тигра, на Букит Тима-роуд, неподалеку от моста через реку Рохор. Дело было в вечерних сумерках, путь его на некотором отдалении пересекла тень и остановилась. Один из последних тигров Сингапура – в поиске добычи или нового ареала после того, как плантации и поселения с каждым годом все более алчно пожирали джунгли в сердце острова.

Тигр выглядел массивнее, чем он представлял себе этих хищников на воле; с такой величественной, эластичной силой, что у Дункана перехватило дыхание и парализовало все мускулы. Море пламени в дымчато-голубом свете, на груди и на брюхе – заснеженное поле; тигр оглядел Дункана горящими глазами почти как равного себе. Они долго смотрели друг на друга, пока тигр не оскалил зубы в беззвучном рыке – как приветствие, – и гордо удалился в заросли.

С Ли Мей он чувствовал то же самое. Знание, что нашел нечто редкое, бесценное; встречу, какая выпадает человеку, может быть, только раз в жизни. Догадку об опасности, которой он тем не менее не страшился.

Прежде чем ему удалось оторвать от нее взгляд, она поймала его и прочно удерживала, улыбаясь:

– Что такое?

Ничего. Все.

– Ты очень красивая.

Щеки ее зарумянились:

– Ты тоже.

Дункан рассмеялся и прошелся пятерней по волосам.

– Прежде всего я слишком стар для тебя.

Ли Мей подсунула руки себе под колени, задумчиво покачивала ступнями и смотрела на воду.

Временами он казался себе сентиментальным дураком, тщеславным петухом, который верил, что еще достаточно юн для Ли Мей. Или злодеем, преследующим маленькую девочку.

При этом ему не в чем было себя упрекнуть: он не делал ничего предосудительного, всего лишь галантно подавал руку, помогая ей подняться в лодку или выйти из нее. Он даже не плавал с ней, чтобы не видеть, как ее брюки и свободная блуза облепляют ее тело, становясь прозрачными от воды, или как она, может быть, снимает с себя что-нибудь из одежды. А то, как она смотрела на него, как ее взгляд задерживался на его руках, странствовал по его телу, было для него и соблазном, и вместе с тем пыткой; он не знал, как долго он еще сможет владеть собой.