Глаза Джексона загораются.
– Я всегда хотел привезти тебя сюда.
– Но не мог. – Внутри все сжимается от гнева. – Пришлось бы придумывать отговорку, Джексон. Ну, и почему бы мы не смогли поехать?
– Я… я не…
– Папа заболел бы или билеты слишком дорогие? Не отпустили бы на работе?
Мысли занимает все то, о чем врал Джексон: поддельные письма от Дирка, рассказы о путешествиях, выдуманная карьера морского биолога, прежняя семья, приезд Жанетт в Лондон, последние моменты перед падением со скал.
– Боже, я так тебе верила! Наверное, врать было легко.
– Я
Если это правда, то невозможно представить, в каком напряжении жил Джексон, пытаясь поддерживать свою ложь. Сплошные нервы, ведь надо помнить каждую ниточку, из которых он сплел обман.
В то утро Джексон укрывался в лодке под брезентом, тело трясло от холода и ужаса, а думать он, наверное, мог лишь о том, как спастись. Разумеется: Джексон так устал от жизни во лжи, что хотел начать все сначала, однако в тупике он оказался не только из-за приезда Жанетт в Британию. Обман уже давно загнал его в угол.
– Ты был готов бежать, – наконец понимает Ева. – Поэтому молчал, хотя ложь нарастала снежным комом. Просто ты знал, что однажды уйдешь.
Пусть Джексон возразит, пусть скажет, что ясно представлял их совместное будущее.
Он лишь едва заметно кивает. Внутри у Евы что-то надрывается.
– Боже, – шепчет она, закрывает рот рукой. – Ты понимал, что когда-нибудь ложь настигнет тебя, и откладывал деньги. Верно? – Джексон смотрит на Еву, по щекам текут слезы. – Ты
Сол сидит на террасе и наблюдает за сероватым перламутром рассветных лучей. Он вымотан; думать о том, что происходит сейчас в его доме, невозможно; он вглядывается в залив.
На улицу выходит Ева. Вспыхивает прожектор, но она отключает его, и терраса вновь погружается в сумрак. Ева ставит стул рядом и тоже любуется бухтой. Они молча слушают шепот воды и утреннее пение птиц.
Несмотря на все, что случилось за последние сутки, рядом с Евой Солу почти спокойно. С ее приездом на Уотлбун открылся целый новый мир, и теперь тяжело представить себе жизнь без Евы.