— Иисус, я должна признаться, как это хорошо, выбраться из дома. — У нее не было опасений, что она повстречает здесь Бена. Она знала, что он не любил подобные места.

— Как ты себя чувствуешь?

— Неплохо. Трудно представить, что у меня уже почти пять месяцев. — Ее живот становился заметен, появилась некоторая выпуклость в очертании ее старого шерстяного платья, расширенного книзу.

— Не хочешь ли устроить вечеринку? — Ким посмотрела на нее с улыбкой, приступая к закуске.

— Вечеринка в честь малыша с подарками? — спросила Дина. Ким кивнула, и Дина закатила глаза. — Конечно, нет. Я слишком стара для этого. Мой Бог, Кимберли.

— Это не так. Если ты не стара для того, чтобы завести ребенка, то ты не стара и для такой вечеринки.

— Не надо так шутить со мной! — Но Дина смотрела на Ким с еле заметной улыбкой. Сегодня в ее взгляде не было ни гнева, ни боли. Ким давно уже не видела ее такой умиротворенной; к ней вновь вернулось чувство юмора. — Между прочим, чем ты собираешься заняться в День Благодарения? Чем-нибудь особенным?

— Да нет. Встречусь с некоторыми друзьями во время праздничного обеда. А ты?

— Как обычно. Ничем. — Дина пожала плечами. — Марк будет работать.

— Хочешь, приходи ко мне?

— Нет. Возможно, я вытащу его куда-нибудь пообедать. Мы так делали всегда с Пилар. Где-нибудь в ресторане или в отеле, это не совсем праздник в духе Дня Благодарения, но для нас, я думаю, сойдет. По крайней мере, не придется доедать сандвичи с индейкой в течение двух недель.

И вдруг ей захотелось узнать, что сейчас делает Бен. Возможно, уехал в Кармел, а может быть, все еще находится на Восточном побережье. Ей не хотелось спрашивать Ким об этом.

Потом разговор перешел на другие темы. В половине одиннадцатого вечера они наконец поднялись из-за стола с полными желудками, немного уставшие, но довольные от общения друг с другом.

— Могу я уговорить тебя напоследок что-нибудь выпить? — спросила Ким, хотя, по правде говоря, ей не очень-то хотелось задерживаться здесь дольше. Да Дина тоже устала.

— Может быть, в другой раз. Боюсь признаться, но я выдохлась. У меня еще такой период, когда я постоянно устаю.

— А это когда-либо прекратится или нет?

— Обычно это проходит к четырем месяцам, но на сей раз это, кажется, длится дольше. У меня уже четыре с половиной месяца, и я все время хочу спать.

— Так наслаждайся этим и радуйся тому, что не работаешь.

Но она не могла. Она хотела бы работать, чтобы размышлять об этом в перерыве, когда она не рисовала. Она все еще была не в состоянии приняться за работу. Что-то останавливало ее всякий раз, когда она приступала к ней. Ее мысли моментально переключались на Пилар или Бена, или она начинала опасаться за судьбу ребенка. Проходили часы, а она, ничего не делая, сидела, тупо уставившись в пространство.