Англичане деятельно готовились к войне. Под руководством Томаса Уолси составлялись призывные списки, собирался провиант, изготавливалось вооружение, проводились учения новобранцев. Однажды Уолси заметил, что у королевы два призывных списка, словно она готовит две армии.
— Ваше величество, — осторожно спросил он, — похоже, вы полагаете, что нам придется воевать на два фронта? На мой взгляд, шотландцы покажут зубы, как только мы высадимся во Франции. Нам лучше бы усилить оборону границ.
— Я надеюсь сделать больше, чем это, — только и ответила королева.
— Ваше величество, вряд ли король одобрит подобное распыление сил…
Она не посвятила его в свои планы, на что он явно рассчитывал, а только заметила:
— Конечно. Мы должны позаботиться о том, чтобы отправить в Кале мощную и боеспособную армию. У короля не должно быть оснований думать, что силы распылены.
— Однако шотландцы-то непременно атакуют…
— Это забота пограничных войск, — сказала она и отвернулась от Уолси.
Верховный адмирал Англии, красавец Эдуард Говард, нарядный, в новом плаще темно-синего сукна, пришел попрощаться с Екатериной. Флот готовился к отплытию, чтобы запереть французов в порту или, если удастся, навязать им сражение в открытом море.
— Благослови тебя Бог, — проговорила королева и поняла, что голос ее дрожит от волнения. — Благослови тебя Бог, Эдуард Говард, и да сопутствует нам удача!
Он поклонился.
— Получить напутствие великой королевы — уже удача! Это такая честь — служить моей стране, моей стране и… — он понизил голос, — и вам, моя королева!
Екатерина улыбнулась. Все друзья Генриха вели себя так, словно они пажи из рыцарского романа. Послушать их, так Камелот совсем рядом, за углом. Екатерина выступала в роли Прекрасной дамы с тех самых пор, как стала королевой. Эдуарда Говарда она выделяла из всех, ценя его за добрый нрав и искренность, завоевавшие ему множество друзей, а также за страстную любовь к морю и кораблям. Королева была уверена в том, что безопасность Англии будет обеспечена лишь сильным флотом.
— Вы мой рыцарь, и я знаю — вы завоюете славу и своему имени, и моему, — произнесла она, и, довольно блеснув глазами, Эдуард Говард склонил свою темноволосую голову, чтобы поцеловать ей руку.
— Я приведу вам французские галеасы, — пообещал он, — как раньше доставил шотландских пиратов.
— Очень хорошо. Мне нужны галеасы, — серьезно сказала она.
— Приведу, даже если придется для этого умереть!
— Умереть?! И не вздумайте! — строго погрозила она. — Вы мне нужны даже больше, чем галеасы! — Она протянула ему вторую руку. — Каждодневно я буду молиться о вас!