— Кто еще думает так же, как вы?

— Больше никто.

— Вы с кем-нибудь говорили?

— Боже сохрани! Мой первейший долг — способствовать процветанию Англии, и я думаю, что вы правы. Шотландцев следует утихомирить раз и навсегда, и сделать это лучше, когда король в безопасности за границей.

— Похоже, моя безопасность вас не заботит? — сухо интересуюсь я.

С улыбкой он делает легкий поклон:

— Вы королева! Горячо любимая, смею думать. Но королева может быть и другая. А другого короля Тюдора у нас нет.

— Вы правы, — соглашаюсь я. В самом деле, меня заменить можно. Генриха — нет. Во всяком случае, пока у нас нет сына.

Итак, сэр Томас Говард меня раскусил. Понял, что я вижу основную опасность для Англии на севере, на границе с Шотландией. Эту мысль привил мне Артур. Значит, я должна вести войско на север, а Генрих пусть наряжается в красивые доспехи и со своими приятелями отправляется во Францию, где будет что-то вроде турнира. А вот на северной границе предстоит кровавая работа, сделав которую мы обеспечим Англии безопасность на много поколений вперед. Если я хочу такой безопасности для себя, для своего нерожденного еще сына и для тех королей, которые будут после меня, я должна усмирить шотландцев.

И даже если не будет у меня сына, если не будет у меня случая пойти на поклонение в Вальсингам поблагодарить Богоматерь за дарованное мне дитя, усмирив шотландцев, я все равно выполню свой первейший долг перед моей любимой Англией. Даже если погибну в битве.

Я поддерживаю в Генрихе военный дух, не позволяю ему терять терпение и волю. Я противостою членам Тайного совета, которые в ненадежности моего отца видят еще один повод, чтобы не ввязываться в войну. Втайне я с ними согласна. Думаю, у нас нет причин для серьезного конфликта с Францией, и особых выгод эта война не сулит. Но я знаю, что Генрих спит и видит повоевать, что он считает Францию нашим врагом, а короля Людовика — своим соперником. Мне нужно, чтобы этим летом, когда я пойду бить шотландцев, Генрих оказался подальше. Единственный способ добиться этого — посулить ему победоносную войну.

Я провожу часы на коленях в часовне, но говорю там с Артуром. «Я уверена, что права, любовь моя, — шепчу я в сомкнутые ладони. — Я уверена, ты справедливо настраивал меня против шотландцев. Если все случится, как я задумала, в этот год решится судьба Англии. Я пошлю Генриха во Францию, а сама пойду на шотландцев, а шотландцы будут пострашнее французов, потому что самый страшный враг — это тот, кто может ночью нарушить твою границу…»

Я почти что вижу его в темноте, которая клубится за сомкнутыми ресницами. «Да, милый, да, — шепчу я. — Ты можешь думать, что женщине не место во главе армии. Ты можешь думать, что женщине не к лицу доспехи. Но я знаю о войне больше, чем большинство мужчин, которые толкутся при мирном английском дворе, где рыцари считают, что война ничем не отличается от турниров и что война — это игра. Но я-то знаю, о чем говорю. Этим летом ты увидишь меня такой, какой бывала моя мать, когда встречалась лицом к лицу с врагом. Англия теперь моя страна, ты научил меня любить ее. Ее враги — мои враги, и я пойду защищать ее — для тебя, для себя, для наших наследников…»