Я и не знала, как он за нас переживает – за меня и за моих детей.

– А как насчет твоего муженька? – минуту спустя спросил он.

Я покачала головой:

– Нет, тебя не простили. Но мне кажется, можешь просто поехать со мной.

– Жалко надолго оставлять ферму.

– Становишься деревенщиной, муженек?

– Смеешься надо мной?

Он поднялся с низкой табуретки, похлопал корову по крупу. Я открыла ворота хлева, животное лениво вышло в поле, весенняя травка уже вовсю пробивалась – густая и зеленая.

– Я поеду с тобой, что бы они там ни говорили, а когда придет лето, вернемся сюда.

– После Хевера, – уточнила я.

Он улыбнулся, теплая ладонь накрыла мою, лежащую на изгороди.

– Конечно после Хевера. А когда ей рожать?

– Осенью. Но пока никто не знает.

– Молись, чтобы ей доносить на этот раз. – Он помедлил, затем окунул половник в теплое молоко. – Попробуй.

Я послушно взяла половник, отпила глоток пенистого парного молока.

– Хорошо?

– Да.

– Отнести в маслобойню?

– Да. Давай я отнесу.

– Не хочу, чтобы ты уставала.