– А Мадж там, с придворными дамами?

– Да.

– А эта белолицая сеймуровская дрянь?

– Да. – Нетрудно догадаться по описанию, что она говорит о Джейн Сеймур.

– Неплохо, – кивнула Анна. – Но вообще-то, я спокойна, когда рядом с ним ни той ни другой.

– Тебе надо быть спокойной все время. Нечего испускать желчь, когда в животе ребеночек.

Она глянула на меня и горько рассмеялась:

– Да, да, спокойной. А твой муженек с тобой?

– Не при дворе. Ты же запретила.

– Все еще от него без ума? Или устала от него и его полей?

– Я все еще его люблю. – Нет у меня настроения заглатывать ее приманку. Одна мысль об Уильяме навевает такой покой, что не хочется ни с кем ссориться, по крайней мере с такой бледной и умирающей от усталости королевой.

Она горько улыбнулась:

– Джордж говорит, ты – единственная Болейн, которая что-то понимает в жизни. Говорит, из нас троих ты оказалась мудрее всех. Богатой не станешь, но муж тебя любит, а в колыбельке – здоровый младенчик. Жена Джорджа глядит так, будто убила бы его или живьем съела, не поймешь – то ли страсть, то ли ненависть, а Генрих бабочкой порхает – то ко мне, то от меня. И эти две девчонки с сачками на изготовку.

Мне стало смешно, нелегко представить себе полноватого Генриха этакой весенней бабочкой.

– С большими сачками, – только и сказала я.

Анна вспыхнула, потом тоже расхохоталась, знакомым звонким смехом.

– Боже правый, все бы отдала, только бы от них избавиться.

– Я тут. Постараюсь их близко не подпускать.

– Хорошо. И если дела пойдут наперекосяк, поможешь мне?

– Конечно. Что бы ни случилось, мы с Джорджем всегда тут.