Нэн отходит достаточно далеко, и Екатерина Брэндон уходит танцевать.

– Так что ты скажешь о моем браке? – резко спрашивает Томас.

– Мне придется отвечать, никому не показывая, что я на самом деле чувствую. С каменным лицом.

– Ты должна это сделать. У нас нет выбора.

– Как нет его у нас и в вопросе твоего брака.

Я поворачиваюсь к нему и улыбаюсь, словно мы ведем премилую светскую беседу. Он вежливо кивает и достает из кармана своего дублета блокнот с рисунками снастей и парусов. Мы делаем вид, что я с интересом рассматриваю его наброски.

– То есть ты хочешь сказать, что я должен на ней жениться?

Я переворачиваю страницу.

– Да. Или у тебя есть разумные доводы для отказа? Она молода и красива, возможно, еще и плодовита. Она богата и происходит из знатной семьи. Союз с нею пойдет на пользу твоей семье, и твой брат будет просить тебя согласиться. Как ты ему откажешь?

– Я не смогу отказать. Но что, если ты снова станешь свободной? А я уже буду женат?

– Тогда я стану твоей любовницей, – обещаю я, не сомневаясь ни секунды. Я по-прежнему со спокойной заинтересованностью рассматриваю рисунки в блокноте Томаса, который он услужливо держит передо мной. – Если я обрету свободу, а ты будешь женат, я совершу с тобой грех прелюбодейства. Моя душа отправится за это в ад, но я это сделаю.

Он делает долгий выдох.

– Господь всемогущий, Кейт, как я по тебе тоскую…

Несколько следующих мгновений мы молча просматриваем рисунки, потом Томас снова заговаривает:

– А что, если мой брак окажется счастливым, и она забеременеет и родит мне сына, и ее ребенок получит мое имя? Тогда я полюблю его и буду благодарен ей. Тогда ты сможешь меня простить? Будешь ли тогда моей любовницей?

Он обрисовал самое худшее, что я могла представить в этой ситуации, но это не причинило мне боли.

– Мы выше этого, – отвечаю я. – Мы выше ревности и стремления обладать друг другом. Это все ушло под воду вместе с «Мэри Роуз». Мы уже выше ненависти друг к другу, или прощения, или даже надежды. Все, что нам осталось сейчас, – это попытаться удержаться на плаву.

– Там, на том корабле, никто не выплыл, – замечает он. – Моряки были там как в ловушке, под этими сетями, которые они натянули, чтобы не дать врагу высадиться на палубу. Они должны были выпрыгнуть в воду, как только корабль стал тонуть, и поплыть к берегу, но они не смогли выбраться, и корабль стал их общей могилой.

– Как и мы с тобой, – я поворачиваюсь и стараюсь сморгнуть слезы. – Плыви, если можешь.

* * *