— Несомненно.

— Ваше высочество, что нам делать?

Елизавета крепко обхватила меня за плечи, будто без ее поддержки я бы рухнула на землю. Ее рука совсем не дрожала.

— А мы будем ждать. И надеяться пережить это и остаться в живых. Все как всегда, Ханна. Ждать и надеяться выжить.

— Вы-то выживете, — с нескрываемой горечью сказала я.

Елизавета повернулась ко мне. На ее губах была веселая улыбка, но глаза пылали, как два уголька.

— Да, Ханна. До сих пор мне это удавалось.

В середине июня беременная королева решилась нарушить традицию и выйти из родильной комнаты на свет и воздух. Врачи сами не знали, поможет ли ей это или повредит, и лишь надеялись, что прогулки на свежем воздухе пробудят в ней аппетит. Мария почти ничего не ела, и они опасались за ее состояние, не говоря уже о состоянии младенца. И королева начала гулять. Она гуляла по утренней прохладе и по вечерам, когда спадала жара. Местом прогулок служил ее личный сад. Мария медленно ходила по дорожкам, сопровождаемая лишь ближайшими фрейлинами. И куда только девалась ее красота, ее очарование женщины, безумно влюбленной в Филиппа Испанского? Куда исчезло ее лучащееся радостью лицо? Мария возвращалась в свое прежнее состояние неуверенной, преждевременно состарившейся женщины, какой я ее увидела два года назад. Ее лицо бледнело, глаза тускнели, и вместе с телесной привлекательностью от нее уходила уверенность в любви и счастье. Она возвращалась к состоянию, с которым сжилась за годы детства и юности, — к одиночеству, пронизанному страхом и неопределенностью. Сейчас она была похожа на больного человека, движущегося не к выздоровлению, а к смерти.

— Доброе утро, ваше величество, — сказала я, опустившись на одно колено.

Мария отрешенно смотрела на быстрое течение Темзы, бегущей мимо речного причала. Вблизи берега шумно плескался выводок утят. Их мамаша зорко следила за своими чадами и явно любовалась забавным кувырканием пушистых комочков. Даже утки на Темзе обзавелись потомством, а красивая колыбель с вдохновенными стихами, готовая принять надежду Англии, по-прежнему стояла пустой.

— А, это ты, Ханна, — сказала королева, поворачиваясь ко мне.

Ее взгляд по-прежнему был таким же отрешенным. Сомневаюсь, что она видела меня.

— Как вы себя чувствуете? — учтиво спросила я, хотя и так знала ответ.

Королева попыталась улыбнуться, но ее губы скорбно искривились.

— Плохо я себя чувствую, Ханна, — призналась она.

— У вас боли?

Она покачала головой.

— Я была бы им рада. Я бы благословляла схватки. Нет, Ханна. Я ничего не ощущаю: ни в теле, ни в сердце.