– Ты хочешь сказать, пока ее не заставят согласиться на развод, не отправят в какой-нибудь иноземный монастырь или пока она не умрет от сердечного удара.

– Сестра, только не надо разыгрывать передо мной трагедию, – поморщился Уильям Хайд.

– Я не разыгрываю. Положение Эми и впрямь трагическое.

– Но я-то здесь при чем? – теряя терпение, воскликнул Уильям Хайд. – Нечего обвинять меня в черствости. Не я создавал эти сложности. Не хочу сломать на них шею.

– А кто же тогда виноват? – с вызовом спросила Лиззи.

Она не думала, что у брата хватит жестокости сказать такое вслух, но ошиблась.

– Она, кто же еще! Потому Эми должна отсюда уехать.

Три предыдущие попытки Сесила поговорить с Елизаветой провалились. Королева не позволила ему и рта раскрыть, снова и снова обвиняя его в преступной мягкости, проявленной на переговорах с французами. Первые два раза он встречался с ней в присутствии Дадли и нескольких придворных, стоял, опустив голову, и слушал гневные слова о своей нерадивости в исполнении государственных дел, забвении интересов родины, равнодушии к национальной гордости англичан и их правам. Конечно же, именно Сесил был виновен в плачевном состоянии английских финансов. После публичной порки в главном зале он не пытался защищаться и только удивлялся, как уверенно королева поет с чужого голоса.

Да, по нотам Роберта Дадли. Сесил без труда угадывал это по интонациям. Оба раза Дадли стоял возле окна, смотрел на летний сад и нюхал ароматический шарик, поднося его к носу изящной белой рукой. Он постоянно менял положение тела, тихо или, наоборот, громко вздыхал и прочищал горло. Королева сразу же умолкала и поворачивалась в его сторону. Казалось, она готова дать ему высказаться. Сесилу было даже интересно, что этот знаток лошадей и устроитель придворных празднеств скажет по поводу государственной политики.

«Она его обожает, – думал Сесил, почти не вслушиваясь в поток жалоб, льющихся из уст королевы. – Елизавета полюбила по-настоящему. Дадли – ее первая не девичья, а женская любовь. Его глаза заменяют ей свет солнца, слова сэра Роберта содержат ту единственную мудрость, которую она способна услышать. Только улыбка лорда Дадли приносит королеве радость. Бесполезно сетовать, сердиться на ее глупость. Молодая женщина, потерявшая голову от первой любви. Можно ли сейчас призывать ее к здравомыслию, когда она радуется своему положению верной служанки Дадли? Да что там служанки! Его верной собаки!»

Придя в третий раз, он застал у королевы сэра Николаса Бэкона и двух фрейлин.

– Сэр Роберт что-то задерживается, – пояснила Елизавета.