— Это из-за Джонатана? — спросил Карл. Его глаза были полны грусти. — Ты почувствовала, как живое сердце пульсирует у тебя под ладонями? Стало жаль его? Так бывает сначала. Именно поэтому нам нельзя привязываться к смертным. Делая их такими же, мы теряем то, что больше ценили в них — человечность, возможность чувствовать не так, как мы. Их глаза больше не горят, не сияют. Они гаснут, как падающие звезды и тогда приходит понимание, что ты мертв и все, к чему прикасаешься, все, что любишь, тоже умирает. А потом приходит боль, отнимающая последнюю надежду на то, что однажды рассвет принесет тебе новый день, не похожий на предыдущий, и все можно будет начать с нуля.

— Ты философ, Карл. И романтик. Это спустя столько веков. — Милена искренне улыбнулась. — Ты угадал, когда говорил, что все, к чему мы прикасаемся умирает. Все имеет свою цену. Но та, что платим за свое бессмертие, слишком высока. Люциана ушла, потому что эта дань стала для нее непосильной. Она умела страдать больше, чем все вы, чем я. Эта боль несоизмерима со всеми мучениями человечества. Но она не искупила своих грехов, взвалив их на мои плечи. И я не ненавижу ее за это. А Джонатан… — Мила прикрыла глаза. — Он тут не причем. На короткий миг он подарил мне ощущение настоящей жизни, но этот призрачный глоток счастья оказался очень мимолетным. Он напомнил мне меня саму. Безрассудство, страсть, неверие. Я заблуждалась, когда думала, что любовь может преодолеть все преграды. Гораздо легче, когда не любишь.

— И ты разучилась любить? — Карл снова приблизился к ней и положил ладонь на ее плечо. — Я не думаю, что это правда, Мила. Ты ведь любви нас учить должна.

— Но я не могу. — открыв глаза, Мила с тоской посмотрела на него. — Карл, ты получше всякого психотерапевта. Почему я именно тебе готова рассказать все?

— Наверно, потому, что я был рядом, когда с тобой происходили все эти события. Я был свидетелем того, как перестало биться человеческое сердце в твоей груди. Разве кто-то сможет понять тебя лучше, чем я? Я ведь почти люблю тебя. И любил бы по-настоящему, если бы знал, что это не напрасно. Я из тех, кому нужно не только тело. А твоя душа, к сожалению, занята. Я с удовольствием объясню это Джонатану, когда ты разобьешь его человеческое сердце.

— Ты ведь знаешь, что не хочу этого делать? — в голосе Повелительницы прозвучало отчаянье. — Но сделаю, потому что Вадим не сможет ждать еще тысячу лет. Он сойдет с ума от одиночества.

— Ты пытаешься оправдать себя. — Карл понимающе улыбнулся. — Не стоит этого делать. Ты решаешь. И все твои решения правильны и целесообразны.