— Элизабет, мне очень жаль, что я затеяла этот разговор. — произнесла Милена с искренним сожалением. — Я не думала, что Джон так среагирует.

— Думали. — холодно кивнула Грэй. — Но я принимаю ваши извинения.

Ужин продолжился. Только никто из собравшихся не ел. Все были задумчивы и грустны, разговор не клеился. Напряжение становилось почти осязаемым. Наконец Элизабет не выдержала.

— Я отпустила прислугу. — сказала она. — Милена, вы не поможете мне убрать посуду.

— Конечно. — Милена поднялась. Она понимала, что Элизабет просто нашла повод, чтобы остаться наедине с ней. Ее мысли были ей известны. Она даже сочувствовала ей, но разве может понять бессмертная чувства матери, боящейся за благополучие своего дитя?

Оказавшись в просторной уютной и чистой кухне, женщины в одно время поставили тарелки с нетронутым ужином на стол, и посмотрели друг на друга.

— Жаль, что я испортила всем аппетит. — попыталась пошутить Милена.

— Скажите честно, сколько вам лет? — прищурив глаза, в лоб спросила Элизабет.

Мортимер вздернула подбородок. В то, что разговор будет дружеским, она мало верила.

— Вы уверены, что хотите это знать? — холодно поинтересовалась Милена. Ее глаза потемнели, придав ее лицу жесткое зловещее выражение. Элизабет медленно кивнула.

— Хорошо, я скажу. Мне тридцать восемь лет. — она улыбнулась, глядя, как краска отлила от лица Элизабет. — Удивлены, что я так хорошо сохранилась? А, может, расстроены, что вам подобное не удается?

— Не пытайтесь оскорбить меня. Мне вы безразличны. Я думаю только о своем сыне. У вас есть дети? — выдержанно и с достоинством, присущей только английским аристократам, спросила миссис Грэй. Боль промелькнула в глазах невозмутимой, как ледяная скала, Милены Мортимер.

— Нет. — с горечью ответила она.

— Тогда вам не понять меня. Вам не понять, что значит посвятить себя ребенку, отдать все без остатка, жить только им, радоваться его успехам и плакать вместе с ним над каждой неудачей. Вы не знаете, как это впервые прижать к груди новорожденного, и понять, что отныне вы больше не принадлежите себе, что этот маленький живой комочек — частичка вас и ваш смысл существования. Вы не испытывали гордости, когда он делал первые шаги, произносил первые слова, делился своими первыми самостоятельными мыслями. Зачем вы хотите отнять у меня то, ради чего я еще жива?

— Вы ошибаетесь, Бетти Грэй. — губы Милены дрогнули в холодной улыбке. — Не я отнимаю у вас сына. Вы отталкиваете его своей заботой. Вы отказываетесь верить, что он вырос и не нуждается в постоянном контроле над его жизнью. Вы убедили себя, что живете для него. Нет. Это не так. Вы хотите, чтобы он жил ради вас и для вас.