Все было очень приятно, любопытно и поучительно, но подвинуло Зору в ее исканиях не больше, чем, скажем, разглядывание витрин ювелира. Ни горы со снежными вершинами, ни набитые битком трамваи не подсказали путешественнице, какую цель в жизни ей следует избрать. В редкие минуты отдыха и одиночества, Зора уныло спрашивала себя, не гонится ли она за призраком. Одна американская мисс, которой она в минуту откровенности поведала о своих терзаниях, с удивлением воскликнула:

— Какая же еще у женщины может быть миссия в жизни, кроме того, чтобы быть красивой и сорить деньгами?

Зора недоверчиво засмеялась.

— Наполовину вы уже выполнили свою миссию, — продолжала американка, — так как все считают вас красавицей. А другую половину выполнить нетрудно.

— Но если у вас не так много денег, чтобы тратить их без оглядки?

— Тогда тратьте чужие! Это же так просто! Будь у меня ваша красота, я бы пошла на Уолл-стрит и подцепила там какого-нибудь миллионера.

Когда Зора в ответ намекнула, что жизнь может иметь и более глубокий смысл, ее собеседница возразила:

— Нужно иметь побольше денег и жить весело — другого смысла в жизни нет.

— Разве вы никогда не пытались заглянуть в суть вещей?

— Если начать копать землю, докопаешься до воды, — наставительно заметила девушка. — Начнешь копаться в жизни — докопаешься до слез, а они портят цвет лица. Душа моя, я предпочитаю оставаться на поверхности и веселиться, пока можно. И, полагаю, что и вы делаете то же самое.

— Пожалуй, что так, — согласилась Зора и устыдилась самой себя.

В Вашингтоне судьба предоставила ей случай осуществить и вторую половину совета практичной американки. Пожилой сенатор, человек неимоверно богатый, предложил ей руку, сердце, полдюжины автомобилей, несколько дворцов и значительную часть территории обоих полушарий. Зора отклонила предложение.

— А если бы я был молод, вы бы за меня вышли?

Зора слегка повела роскошными плечами. Возможно, ее юная приятельница была права, и владычество над миром стоило небольшой неприятности в виде законного мужа. Она устала и пала духом от сознания того, что за время своих странствий приблизилась к пониманию смысла жизни не больше, чем когда была в Нунсмере. И уже не пылала негодованием, когда мужчины объяснялись ей в любви. Она даже стала находить это более приятным, чем смотреть на водопады или завтракать с послами. Иной раз Зора сама дивилась такой перемене в себе. С сенатором она обошлась очень деликатно.

— Не знаю. Как я могу сказать? — ответила ему Зора, подумав.

— Мое сердце молодо, — сказал он.