Папины глаза округляются. Он открывает рот, чтобы заговорить, но я не даю ему.

– Я знаю, что разочаровала тебя и… как там говорят в старых фильмах? Опозорила нашу семью?

Папа нервно смеется.

– Господи, Бренна…

Я снова перебиваю его:

– Я знаю, что ты стыдишься меня. Поверь, мне самой стыдно за то, как я вела себя. Я должна была рассказать тебе о беременности и уж тем более о своем кровотечении в тот день. Но я испугалась того, как ты отреагируешь, и позволила Эрику убедить себя в том, что это пустяки. Я была глупым ребенком. Но теперь поумнела. Честное слово.

Мое горло сжимается, и, наверное, это к лучшему, потому что я вот-вот всхлипну. И начинаю быстро моргать, стараясь удержать слезы. Если заплачу, то мы утонем в слезах.

– Я прошу тебя дать мне еще один шанс.

– Бренна…

– Пожалуйста, – умоляю я. – Я знаю, что всегда разочаровываю тебя, но хочу попытаться исправить это. Так что, пожалуйста, просто скажи мне, как, заставить тебя снова полюбить меня, как мне все исправить. Я больше не могу жить с тем, что ты стыдишься меня, поэтому скажи, что мне сделать, как…

Мой отец начинает плакать.

Это вызывает у меня шок. Я так и сижу с открытым ртом, утратив дар речи. На какую-то долю секунды мне даже кажется, что это игра моего воображения. Я никогда в жизни не видела, чтобы мой отец плакал. Для меня это нечто из области фантастики. Но да… Это слезы, самые что ни на есть настоящие.

– Папа? – растерянно спрашиваю я.

Он вытирает лицо костяшками пальцев.

– Неужели ты и правда так считаешь? – В его глазах проступает виноватое выражение. Вины за себя самого. – Неужели я заставил тебя так думать? Что я тебя ненавижу? Что стыжусь тебя?

Я с силой закусываю нижнюю губу. Если он и дальше будет плакать, я тоже заплачу, но сейчас хотя бы один из нас должен сохранять ясный рассудок.

– А это не так?