– Я вел далеко не праведную жизнь и, поверь, не всегда совершал хорошие поступки. Напротив, за многие мои дела меня следовало бы отправить прямо в ад. Но я никогда – слышишь? – никогда не повторял грехи своего отца.
– Знаю. – В этом у Хэтти действительно не было никаких сомнений.
Он снова глубоко вздохнул.
– Я был юн, многого не понимал и верил матери. Я верил, что мы покинули поместье, потому что так было нужно, и что мы должны быть благодарны за кишащий блохами матрас и те деньги, что у нас есть, которых не хватало даже на свечи. Но теперь… – Он замолчал. А Хэтти ждала. Она ненавидела его историю. И ждала ее окончания. – Я знаю, что она сбежала из больницы. Сбежала, чтобы меня у нее не отняли. – У Хэтти сжалось сердце. – Скорее всего, так было бы лучше для нее. Возможно, это спасло бы ее. Но она предпочла пожертвовать собой ради меня.
– Это не так.
– Так. – Уит погрузился в воспоминания о женщине, которая, должно быть, любила его без памяти, больше чем себя. – Когда он нашел нас, он даже не взглянул на нее. Он пришел за мной.
– Он забрал тебя у нее, – тихо проговорила Хэтти.
Он встретил ее взгляд, и Хэтти заметила мелькнувшую в его глазах благодарность. Потом он отвернулся и медленно прошелся по палубе. Хэтти следовала за ним, как игрушка на веревочке. Дойдя до главной мачты, он провел рукой по неровному дереву, к которому, наверное, тысячу раз что-то прибивали. Обращаясь к мачте, он сказал:
– Ты здесь оставила записку.
Хэтти отлично понимала, почему он захотел сменить тему.
– У меня склонность к драматизму.
Он оглянулся через плечо.
– Год Хэтти.
– Он идет ужасно.
– Все требует времени.
– Я уже достаточно долго ждала.
Уит кивнул, засунул руки в карманы и прислонился к мачте. Его шляпа была надвинута на лоб, полы длинного плаща развевались. Он был похож на бывалого моряка. И Хэтти на мгновение представила, что они не враги, а союзники. Близкие люди. Тогда он обнял бы ее, позволив наслаждаться своим теплом, а она…
Любила бы его.
Что, если бы этот удивительный мужчина позволил ей любить его?
Он поднял голову.