Ссадины на ногах нестерпимо защипало…

Но Георгий плотно удерживал Ритины ноги в ладонях, не давая вырваться, и втирал в ступни какую-то вонючую гадость.

Рита хныкнула, и он сказал ей, как маленькой:

— Потерпи немножко. Скоро пройдет… — И подул на ссадины, как мама в детстве дула на прижигаемую йодом ранку…

Рита скорее уловила, чем услышала тихий шепот:

— У кошки боли, у собачки боли… А у Риточки не боли, не боли…

Теплое дыхание защекотало подошвы, и мягкие губы коснулись ее пальцев.

Натруженные мышцы расслабились, как после теплой ванны, приятное тепло стало подниматься по телу от кончиков ног, только внутри что-то еще дрожало от озноба. Такое странное сочетание холода и тепла…

Георгий перевернул Риту на спину, приподнял ей голову и поднес к губам кружку с пузырящейся жидкостью.

— Не бойся, аспирин.

Она поморщилась, но выпила.

— А теперь еще глоточек…

В другой кружке оказался теплый куриный бульон с характерным привкусом кубика-концентрата.

— Не могу… — Рита откинулась обратно на свое ложе.

— Хорошо, попозже, — покорно согласился он.

Свет фонарика резал глаза, и Рита закрыла их, чувствуя, как брызжет на грудь пена, и как непривычно чуткие руки, едва касаясь, растирают ее по обожженному участку.

Тяжелая дрема накатывала волнами и отступала от этих будоражащих прикосновений.

Его пальцы скользнули по соскам, и они напряглись навстречу… потом по животу, опустились к бедрам…

— Извини, надо растереть получше… — низким чужим голосом бормотнул Георгий и потянул вниз кружевные трусики.

«У меня там не болит», — хотела сказать Рита, но почувствовала, что он уже навис над ней, удерживаясь на руках, чтобы не коснуться болезненно пылающей кожи.