— Куда уж ближе-то! Выходит, значит, из зала Риточка, бледненькая такая. «Как, — говорит, — бабулечка, краской пахнет, дышать нечем!» А я ей: пойди, лапушка, на улице подыши, а то эти горе-маляры вишь как тут напакостили — не отмывается.
— Ну!
— Баранки гну. Вышла она, голубушка, подышать за дверь.
— А дальше?
— Дальше не знаю. Я на карачки встала, пришлось краску ножом соскребать.
— И все?
— Вроде все — а вроде и нет. Слышу — будто вскрикнул кто-то за дверьми. А может, и не вскрикивал. Будто бы Риточкин голосок был — а может, и не ее. Пока это поднялась да на крыльцо выскреблась — там уже пусто.
— Так пошли крыльцо осмотрим! — воскликнул Борис. — Вдруг там следы или улики остались!
Глеб, более опытный в оперативной работе, уныло возразил:
— Прикинь, сколько там народу прошастало. Если что и было — давно затоптали. А все же спасибо вам, бабушка.
— Да чего там! — отмахнулась Дуся и вдруг проронила слезу. — Жалко Риточку… Хорошая она девочка. Не то что ты, Нодарка!
— Ладно, ладно. Ступай, старая, не трави душу. — Сейчас акцент Нодара Отаровича проявлялся сильнее, чем обычно. — И бэз тебя тошно.
Крыльцо осматривать все же отправились. И, как ни странно, даже улику нашли. На ступеньках валялось колье из белого золота.
Много людей тут прошло сегодня, а никто украшение не поднял, не позарился.
Не то просто не заметили в суете, не то проморгали истинную ценность вещицы: больно уж она напоминала дешевенькую побрякушку из табачного киоска.
Сергей Сергеевич теребил в руках найденное колье:
— Что же случилось… что случилось… случилось, — бормотал он, не замечая, что на нервной почве разрывает драгоценную цепочку на мелкие части.
И ни одна живая душа не могла ответить на его тихий, тоскливый вопрос.