День разгорался — а Рита спала. Она отказалась от предложенного завтрака, только глотнула минеральной воды и отключилась прямо в кресле, в готической гостиной, пробормотав слабым голосом:
— Оставьте меня в покое, пожалуйста.
И ее оставили в покое.
Радужный свет из разноцветных витражей падал на ее лицо и руки, и рождалось ощущение, что оранжевый отблеск согревает, а зеленый — холодит. И щекочут, перемешиваясь, желтый с фиолетовым.
И еще какой-то луч непонятной природы пробегал по ее телу, тревожа и лаская.
Когда-то знакомые художники рассказали ей, что существует невидимый цвет под названием «мадженто». Он не улавливается глазным хрусталиком, но воздействует на сетчатку, да и на организм в целом. А главное — он проникает в человеческую душу.
— Ну какой же он, какой? — допытывалась она.
— Словами не опишешь. Он есть у цветущего персика и цветущего граната. И еще — его излучает королевская мантия.
— Розово-оранжевый? Пурпурный? Красно-кирпичный? Какой?
— И то, и другое, и третье. Вернее — вокруг и того, и другого, и третьего. Как ореол, как аура.
— Посмотреть бы…
— На него долго смотреть опасно. Это цвет царственности и величия. Кто живет среди этих оттенков продолжительное время — начинает мнить себя выдающейся личностью. Избранным.
— Вот и хорошо, — сказала она тогда. — Избранные не стали бы мелочиться. Были бы цельными. И совершали крупные поступки. Мне нравится цвет мадженто!
Теперь, сквозь сон, она ощущала, как невидимый, но желанный мадженто — цвет лепестков персика и королевской мантии — просачивается сквозь витражи и скользит по ее коже. И она, Маргарита Солнцева, становится цельной, становится самой собой. Львицей. Королевой.
А ведь едва не раздробилась на куски в последнее время, едва не растерялась перед житейскими проблемами, едва не рассыпалась, как серая крупа-перловка, под натиском непредвиденных событий.
Едва не стала несчастной.
Потому что для Маргариты оказаться мелкой и обыкновенной означало отречься от себя.
Опасный цвет мадженто. Целительный мадженто. Совершенно необходимый для жизни цвет.
Он превращал женщину — в Женщину. Он возносил ее на пьедестал.