Сегодня я сказала Дэймону, что люблю его. Но он не ответил тем же.
Ничего страшного. Мне пока не требовалось услышать это признание, в отличие от него, похоже. Как и в домике на дереве, Дэймон отчаянно хотел защитить меня, держать рядом с собой.
Судя по рассказам его друзей, у меня сложилось впечатление, что он относился собственнически не только ко мне. Если парень находил что-то хорошее, то всеми силами боролся, чтобы это сохранить.
Порой такое упорство пугало. Однако оно также говорило о том, что он различал действительно важные вещи. Будет ли Дэймон настолько же предан жене? Своим детям?
Продолжая трогать его, я упивалась ощущениями от прикосновений к коже парня и умиротворением.
– Какая у тебя татуировка? – тихо поинтересовалась я, вспомнив, как моя подруга упомянула ее.
Несколько секунд Дэймон молчал. Он не спросил, откуда я знала, но в итоге ответил:
– Тающая снежинка.
Я вскинула брови.
– Почему снежинка?
– В честь «Зимы» Уолтера Де Ла Мэра, – едва слышно сказал он. – Оставшейся красивой даже после того, что я с ней сделал.
Горло сдавило. Но я улыбнулась сквозь слезы. Как у него это получалось? Как ему всегда удавалось разбить мое сердце, причем такими способами, которые мне нравились?
– Я бы хотел, чтобы ты увидела океан, – вдруг произнес Дэймон, сменив тему. – Порывистые волны, лунный свет на их белых гребешках. Дождь, льющий из темных туч под серебряной луной.
Представив картину, которую он описывал, я задумалась: чувствовал ли парень себя виноватым из-за случившегося со мной, из-за того, что я больше не могла видеть?
– Я все слышу, – ответила я тихим голосом, прислушиваясь к окружающим звукам. – Перестук капель на крыше, где-то громче, где-то тише, потому что их задерживает листва деревьев. – Погладив его шею, я нащупала пальцами мочку уха, продолжая слушать. – Ливневки, мимо которых мы проезжаем каждую минуту. Шины разбрызгивают воду, собирающуюся над решетками. – Я улыбнулась. – И ритм дворников, напоминающий «
Дэймон чуть слышно засмеялся.