Я киваю:

– Ага.

Джош тянется, чтобы меня обнять, но замирает, и я подаюсь вперед. Он тут же сжимает меня в объятиях. Листы, зажатые между нами, кажутся холодными и тяжелыми. И когда он неловко похлопывает меня по спине, я понимаю, что это наши последние объятия.

Глава 32

Глава 32

Я кладу мемуары на кровать. У меня не осталось сил.

Стаскиваю мокрые ботинки, пальто, легинсы.

Умываюсь.

Чищу зубы.

Я чувствую, как листы буквально прожигают мне спину. Рассматриваю их через зеркало, висящее над раковиной. Листы кажутся одновременно трагически погибшими и пугающе живыми. И они не оставляют мне выбора, кроме как забраться на кровать с ними и начать читать. Я вожусь с упрямой прядкой волос. Давлю черные точки на носу. Медленно тянусь к лампе, чтобы включить ее.

Затем наконец опускаюсь на кровать. Смотрю в окно, за которым в свете фонаря кружится множество снежинок.

Я опускаю стопку листов на колени. И начинаю читать.

* * *

Начало изменилось. Теперь на первой странице не наивный девятиклассник, а повзрослевший, озлобленный и циничный Джош. Это лето перед выпускным классом. Он сидит один в кафе и рисует.

А потом… он видит меня.

И с этого мгновения Джош словно погружается в блаженную фантазию, забывая обо всех проблемах. И впервые за несколько лет у него появляется надежда на лучшее. Следующая страница мне знакома: Джош торопится домой, чтобы нарисовать меня. А вот дальше новое изображение во весь лист. Его большую часть занимаю я, над моей головой нимб из ветвей плетущейся розы, а мою фигуру окутывает ореол, совсем как на иконах. В нижнем углу на коленях стоит Джош, сложив руки в молитве. И в облачке рядом с ним лишь одно слово: «Спасение».

Мои руки так сильно трясутся, что мне с трудом удается перелистнуть страницу.

После заголовка «Девятый класс» начинается история, с которой я уже знакома. Здесь практически ничего не изменилось. Она все такая же смешная, грустная и милая. И слегка наивная. Но есть некоторые отличия. На рисунках появились тонкие мазки, которые привлекают внимание к тем событиям жизни, которые впоследствии станут значимыми, к тому, что Джош не считал важным, когда рисовал это несколько лет назад.

А потом я. Снова. Джош нарисовал, как я читаю книгу Свара в столовой, а потом наш первый с ним разговор, во время которого над его головой все время витает маленькое сердечко. А потом, когда Джош думает, что не понравился мне, сердечко разбивается.

Я обвожу пальцем это разбитое сердечко.