– Ага. Мне показалось, что даже ее сиделка была в шоке.

Тут кто-то подходит ко мне сзади и начинает разминать мои плечи. Я вздрагиваю, потом смотрю наверх. Вижу Габриэле и похлопываю его по руке:

– Доброе утро, Гэйб.

– Buongiorno, bellezza.

Что называется – почувствуйте разницу. Год назад я бы растаяла от одного лишь прикосновения этого мужчины. Я вспоминаю, как тогда, вернувшись в свою комнату – красная как рак да еще с разбитым сердцем, – чувствовала себя донельзя униженной. А сегодня тот день для меня – самое романтичное свидание в моей жизни.

Тогда я думала, что поцелуи – это обещания, а секс предполагает совместное будущее. Теперь я стала умнее и смотрю на жизнь более реалистично. Если меня спросят, была ли у меня несчастная любовь, я с гордостью признаю, что да, и не стану скрывать, что тогда героем моего романа был Габриэле Вернаско.

Я слышу шум мотора и непроизвольно расправляю плечи. Над подъездной дорогой поднимаются клубы пыли.

– Он приехал! – Я вскакиваю из-за стола и бегу в обход дома к парадному входу.

Мне навстречу идет Рико в слаксах цвета хаки и соломенной шляпе. В одной руке у него футляр со скрипкой, а в другой небольшой металлический контейнер. Он опускает все на землю и протягивает ко мне руки:

– Mein Mädchen.

– Mein Ора! – Я тычусь лицом ему в грудь и буквально задыхаюсь от нахлынувших чувств.

Рико наконец отходит на шаг и спрашивает:

– Как ты?

– Мне так не хватает Поппи!

– Она была бы счастлива, что мы все, как и договаривались, собрались вместе в день ее рождения.

Все, кроме нее самой. Мы с Рико наверняка одновременно об этом подумали.

– Ты подарил ей самые счастливые месяцы в ее жизни.

– И ты тоже, мы оба, – срывающимся голосом поправляет меня дедушка.

Взявшись за руки, идем к «Каза Фонтана», к дому, где когда-то жила его любимая. Рико останавливается за пару шагов до крыльца и шарит рукой в кармане.

– Наше pied-à-terre в Равелло. – Он протягивает мне старый медный ключ. – Мы с Поппи всегда хотели, чтобы ты стала его хозяйкой.