Строгий твидовый костюм цвета кофе с молоком, плотные бежевые чулки на ногах, добротные коричневые туфли с круглыми тупыми носами, разумеется, на низком — «спокойном», как говорят британцы — каблуке.
Но французский чист, никаких островных отголосков.
— Рады приветствовать вас, мадам Полонская. Меня зовут Габриель, я управляю этим маленьким отелем. Надеюсь, вы полюбите его так же, как мы.
— Почти уверена в этом. Так много слышала об… этих местах.
— Благодарю, мадам. Мы приготовили ваши апартаменты, но при желании вы можете выбрать другие.
— Постояльцев сейчас немного?
— Нынешним утром вы наша единственная гостья.
Тонкие брови едва заметно досадливо вздрагивают, мне хватает и этого — она недовольна случайным признанием, торопится исправить ошибку:
— Минувшей ночью мы проводили последних гостей — они спешили к раннему рейсу в Париж, но уже завтра прибудут несколько туристов, а через пару дней здесь будет полно народа, в большом замке начнется «Фестиваль света», возможно, вы слышали об этом?
— Что-то похожее на лазерное шоу Жана Мишеля Жара?
— Вот именно! Волшебные картины в ночном небе, положенные на музыку Ренессанса.
— Даже не пытайся, Габи, это невозможно описать словами. То они представляют в небе летящих птиц, то пламя пожара, то королевские символы — лилии и саламандру. Женский голос поет про мечту. Здравствуйте, дорогуша… Добро пожаловать в наш сельский приют…
…Признаться, я уже успела подумать: это не та женщина.
Не та, о которой писал Антон, определенно. И даже отдаленно не похожа на ту.
Теперь я с трудом удерживаюсь от восклицания из серии «А, вот и вы!», «Так вот вы какая!», «Вы так похожи!». И тому подобное… в том же духе.
Ибо вторая женщина, неожиданно вступившая в разговор, вне всякого сомнения, именно та.
«Гривастая старушенция», по словам Антона, дама без определенного возраста, но ярко выраженной социальной принадлежности, а вернее — с демонстративным желанием социально принадлежать. Когда-то. Давно. Тридцать с лишним лет назад.
Вудсток, Хейт, Сен-Луи… Ну конечно, она оттуда, даже если нога не ступала в тех райских кущах.
Дитя благополучных и благонадежных буржуа, возомнившее себя ребенком цветов. И свободы.